Орина дома и в Потусторонье
Шрифт:
Павлик доковылял до нее и встал рядом. Крошечка спросила свысока:
— А ты хоть читать умеешь?
Он кивнул.
— Можешь прочесть, что тут написано? — и указала на вывеску.
Павлик открыл рот — и просипел что-то невразумительное.
— Что-что-что?! — воскликнула Крошечка.
Разумеется, читать он не умел — куда уж ему…
В столовой заняты были всего два столика: над тарелками с красным борщом склонились семеро работяг, одетых в спецовки; мужики намазывали на ломти хлеба толстый слой горчицы, отправляли в рот и смачно жевали. На стенке красовался плакат «Когда я ем — я глух и нем!». Работяги, видать, — в отличие от Павлика, — читать умели: ели молчком, и так стремительно, что тарелки вмиг опустели, рабочие поднялись, покидали тарелки в мойку, подмигнув ребятам, утерлись рукавами: «Эх, вкусно!» — и помчались к двери: наверное, опаздывали на работу.
Орина нерешительно подошла к раздаче: за спиной тетки в белом колпаке, подобно алюминиевым планетам, громоздились кастрюльки — и побольше и поменьше, а одна так с мельничное колесо; из-под крышек «планет» валил пар, и пахло очень и очень вкусно; но что купишь на пять копеек? Из меню, прикрепленного к стенке, выходило, что выбор у них невелик…
— Что взять: пирожок с капустой или пять кусков хлеба? — спросила Крошечка у Павлика, который стоял за ее спиной.
Но мальчик замотал головой и, кашляя через слово, прошептал:
— Нет, кхОрина, я не кхочу есть. И кхты не кхочешь, — и потащил ее прочь из столовой.
Крошечка до того удивилась, что дала себя вывести наружу:
— Откуда ты можешь знать, что я хочу? Ты, может, и не хочешь, а я бы съела пирожок…
— Я знаю эту столовую: у них капуста кислая и хлеб непропеченный, — сказал Павлик погромче, слегка заикаясь и странно кривя рот.
Крошечка покосилась на него: подумаешь, какой гурман — капуста у него кислая! Можно подумать, Пандора кормит их разносолами.
Они прошли вперед по деревянному тротуару — и Орина остановилась, прочитав любопытную надпись «Их разыскивает милиция», под которой на стенде были во множестве приклеены фотографии преступников, и вдруг среди незнакомых лиц — большей частью мужских — она увидела лицо Нюры Абросимовой… Пригляделась: может, не она? Нет, она: вон и платок на ней, белый. Ничего себе! Покосилась на Павлика: увидел ли он Нюрин портрет — это ведь его бабушка! Он увидел.
И тут в доме позади стенда с треском распахнулось окошко, и мужской голос позвал:
— Эй, ребятки… Идите-ка сюда!
Крошечка увидела, что в окно высунулся Милиционер в форме, и струхнула: видимо, он наблюдал за ними…
— Вы — нам? — на всякий случай уточнила Орина, хотя никаких других ребяток и на километр вокруг не было видно.
— Вам-вам. Идите, идите сюда, — манил их пальцем Милиционер. — Вход с той стороны. Мой кабинет — 21-й. Давайте, давайте, пошевеливайтесь. У меня без вас дел полно…
Орина с Павликом переглянулись: может, дать стрекача? А вдруг Милиционер выскочит в окошко и погонится за ними? Лучше уж послушаться.
Обойдя здание, они со двора вошли внутрь, поглядели: дежурного за огражденной стойкой нет, и пошли по коридору в поисках нужного кабинета. А Милиционер уже распахнул обитую дерматином дверь с цифрой 21 и, дожидаясь в дверях, опять их манил.
В кабинете против милицейского стола наизготовку стояло два стула, на которые они и уселись. Над столом висел портрет остробородого милицейского начальника с холодным взглядом. Милиционер выпил стакан воды, налил из графина еще и предложил им — Орина протянула было руку за водицей, но Павлик перехватил стакан и поставил на стол:
— Спасибо, мы не хотим.
Крошечка решила покамесь не ссориться с наглым мальчишкой: неподходящий момент, но после — все ему высказать.
— Мое дело предложить, — пожал плечами несколько обиженный Милиционер.
— Наше — отказаться, — тотчас докончил Павлик, видать, не наученный, как надо разговаривать со взрослыми.
Милиционер бросил на него сердитый взгляд, но нотацию читать не стал, а сразу взял быка за рога:
— Значит, вы увидели знакомых среди преступников, которых мы разыскиваем, так?!
Крошечка вытаращила глаза: как он догадался?! Но решилась ни за что не выдавать Нюру, ведь она уж отсидела свое… И зачем она опять им понадобилась?.. Не может быть, чтобы она еще что-то совершила… Но пока Орина раздумывала, Павлик вновь опередил ее:
— Извините, но мы никого из разыскиваемых и близко не знаем.
— Мы так просто смотрели, — кивнула Крошечка.
Милиционер недоверчиво хмыкнул и спросил: а, дескать, почему вы бродите одни, где ваши родители?!
— Нас только что выписали из больницы, мы следуем домой, — опять выскочил вперед Павлик.
А Крошечка, покосившись на него, добавила:
— В Курчумский Лесхоз… И еще у нас там Леспромхоз…
— Так-так-так-так! — пробормотал Милиционер. — Так вот оно что! Оч-чень интересно.
Орина с Павликом переглянулись: дескать, чего тут может быть интересного.
— Bac-то мне и надо! Отлично, просто отлично! У нас есть висяк — нераскрытое дело, которое как раз в вашем Поселке и произошло. И так, и этак мы крутили, на место выезжали, допрашивали свидетелей — нет, ничего не могли выяснить. Очень уж народ там у вас скрытный. А дело серьезное: речь идет об убийстве… И вы нам поможете его раскрыть!
Павлик покосился на Крошечку, которая сильно удивилась и забормотала:
— Как же мы его раскроем? Мы не сумеем… Если даже милиция не смогла его раскрыть, то как мы раскроем? Мы еще маленькие… даже в школу еще не ходим… Хотя должны уж были пойти… И пойдем — наверное.
— А вот таким-то, как вы, проще всего раскрывать такие дела! — воскликнул Милиционер. — Потому что на вас никто не подумает! Ну кому в голову придет, что вы что-то там хотите раскрыть… Вы можете шнырять где угодно, подслушивать и подглядывать, как настоящие сыщики — никто на вас и внимания не обратит, глядишь: преступники у вас в кармане! Если они, конечно, есть. Я ведь, ребятишки, твердо-то не уверен, что это убийство, вполне возможно, что она своей смертью померла…