Осиновая корона
Шрифт:
— Что ты… — в недоумении начал Гэрхо, но тут же осёкся. — Цепь? Но с такого расстояния…
— Знаю, — процедил Нитлот, стараясь на скаку распределить силы между цепью и чарами щита. Воздух вдоль обочины уже начал трещать; кое-где посыпались алые искры. — Нужно что-то, что принесёт достаточно разрушений вдоль этой части тракта, на большой территории. Если отряды расставлены так до самой Академии, они лишат нас трети войска. Другой дороги нет.
Гэрхо присвистнул — как показалось Нитлоту, с долей восхищения.
— Надо же, а нудел из-за единственного шарика. Разве это менее опасно?
— «Нудел»? Тебе напомнить, что
— Даже на поле боя?… Ладно-ладно, понял. Помогаю.
Нитлот с благодарностью ощутил поддержку: доля напряжения покинула зеркало и сдавленный болью череп. Гэрхо тоже творил заклятие — и тоже безмолвно, лишь изредка бормоча что-то себе под нос. Приник к гриве лошади и нёсся вперёд, обгоняя рыцарей — ни дать ни взять маг-воин из древних песен.
Нитлот впервые признался себе, что иногда очень хочет, чтобы Гэрхо был его сыном, а не чьим-то ещё. Самое глупое и самое безнадёжное желание на свете.
Вдоль тракта уже то тут, то там — прямо на траве — вспыхивали кусачие огоньки; воины наместника отскакивали, опасаясь ожога или просто от неожиданности, а у оборотней и пехоты появлялись лишние секунды для атаки. Нитлот знал, что это только начало: Огненной цепи нужно время, чтобы «разогреться» — и потом она унесёт много, много жизней сразу. Он этого не хотел, но наместник не оставил им выбора.
Он почти закончил сплетение символов, когда небо вдруг расколол гром. Громкий, ревущий — будто кто-то довёл облака до криков отчаяния. Странно, ведь погода с утра довольно ясная…
Вопли и смятение среди воинов наместника сказали Нитлоту, что дело не в громе. Сказало и другое — тень от кровавых крыльев, упавшая на траву.
Над трактом кружила Андаивиль.
Плавный узор полёта опускался всё ниже: драконица будто обозревала окрестности на обычной охоте, в поисках оленя или дикой козы посочнее. Никуда не торопилась. Отлетела к гряде холмов вдалеке, снова к деревне, пронеслась над самым трактом — высоко, но Нитлоту померещилось, что жар задел ему шею… Хвост Андаивиль гибко извивался, баланс тела — крыльев и изящного вытянутого туловища, поджатых лап, хвоста, головы в кружевах чешуи и гребней — был идеален, точно баланс искусно выкованного меча. Нитлот залюбовался. В коротком плавании на западный материк ему так и не посчастливилось увидеть драконов, поэтому, когда Альен ворвался в Хаэдран на этом красном шторме верхом, у него сладко-тянуще перехватило дыхание. И сейчас — тоже перехватило, почти с той же силой.
Но сейчас это совсем не вовремя.
Что ты задумал?
Он попробовал дотянуться до Альена мысленно, но, разумеется, тщетно. Гладкий блок на его сознании походил на стену — безукоризненно белую, без единого пятна. Войско тяжело продвигалось вперёд, поднимая шум и комья грязи, на обочине шёл бой, а красная драконица всё кружила и кружила, будто бы безучастная к происходящему. Беспокоились уже не только воины наместника: мечники лорда Иггита, получавшие приказ идти в рукопашную, нервно вскидывали головы, прежде чем покинуть ряды. Потом, за трактом, им было уже не до драконицы — в бойню, разыгравшуюся там, Нитлот даже вглядываться не хотел.
— Чего он хочет? — Гэрхо в недоумении перестал выстраивать заклятие, когда увидел, что Нитлот остановился. — Атаковать огнём? Но там все вперемешку и…
— Он всегда так делает, — Нитлот вздохнул, постаравшись разбавить бессильную злость в голосе.
— Да, что потом? — подхватил Гэрхо — и вдруг дёрнул Нитлота за рукав. — Смотри-ка, вон там. Тот тип в чернёном шлеме упал, но до него не дотянулись мечом. Я точно видел.
— Может, стрела?
— Наши лучники впереди. И лорд Иггит не выставил их на обочину, — густые и прямые — не материнские — брови Гэрхо сошлись на переносице. — А вон ещё один… Не нравится мне это.
Проклятье. Это ведь Альен. Он может сделать всё — в том числе то, что даже на войне нельзя считать допустимым.
Резкий порыв ветра сорвал с Нитлота капюшон балахона, сбил с ровного бега лошадь. Плащи рыцарей шумно захлопали о спины коней. Нитлот закашлялся — и холодная, острая боль иглой вошла в его сердце.
Альен обратился ко тьме.
Тьма, первозданно-древняя и бесстыдная, прожилками пропитала воздух. Её нельзя было увидеть, но всё внутри поджималось от ужаса и шевелились волоски на затылке — будто сладковатый запах тления из разверзстой могилы коснулся губ. Нитлот чувствовал в этой тьме Альена — его магию, его волю, — видел неповторимый почерк его Дара, но легче от этого не становилось. Обезумевшая от страха лошадь несла его вперёд, кони рыцарей тоже побежали галопом: тьма гнала их, подобно чёрному кнуту с неба. Тень Андаивиль снова накрыла тракт, и её крылья спрятали солнце. Воздух дрожал и полнился низким гулом, который становился всё громче, пробирал внутренности — душное напряжение перед грозой. Рыцари и пехотинцы вскидывали головы, силясь понять, откуда этот беспричинный укол ужаса; проезжая мимо нескольких сражающихся Двуликих — волков и одной лисы, — Нитлот увидел, как они поджимают уши и припадают животами к земле, прерывая бой. Схватка и в целом затихла: реже сделался звон мечей, пропали крики — всем правила властная, готовая к укусу тьма.
И она укусила.
Крики послышались опять, но сдавленные и приглушённые — не крики ярости в битве. Бой на обочине окончательно замер — по крайней мере, насколько видел Нитлот; оборотни, всё ещё испуганно припадая к земле, возвращались в строй, кто-то из них обратился в человека. Мечники тоже отступали: трубы герольдов призывали их назад, в тёмную массу войска. Сначала Нитлот не понял, как возможна столь внезапная победа. А потом увидел воинов наместника, и у него противно вспотели ладони.
Не победа. Убийство.
Люди падали — ничком, один за другим, словно колосья под серпом в пору сбора урожая или крупные капли весеннего дождя. Падали с искажёнными болью лицами, роняя оружие и щиты. Тьма витала над ними, обнимала своими крыльями — и они уходили, чтобы сгинуть в её объятиях. Все они — юноши, мужчины и почти мальчики, в доспехах и без, вооружённые мечами, копьями, топорами, — падали с одинаковым бессилием, не способные сопротивляться. Тьма уравнивала. Бледность разливалась по их щекам, а пальцы в последний раз рвались к сердцу — схватить, удержать, умолять не останавливаться стой погоди о боги только не так… Тщетно.