Осиновая корона
Шрифт:
Он дрался так, как любил бы Эльду. Странно, но именно здесь и сейчас, в битве, его скручивало желание — и часть его знала: лишь много позже он задумается, а хорошо ли это.
Он дрался, пока они пробивались к стене и воротам. Дрался, когда отряд полуголых людей-волков из войска лорда Иггита притащил таран — три связанных сосновых бревна, прикрытых железной пластиной. Ворота Архивариусов были не подъёмными, а створчатыми — старыми, — поэтому таран пригодился. Бри добивал последних защитников этих ворот — рубил, не заглядывая в лица под шлемами, просто отражал и наносил удары. Нескольких дружных толчков тараном хватило, чтобы ворота распахнулись; они побежали внутрь, к следующему кольцу стен, мимо каких-то сараев
Матушка, бывало, перемазывалась так же, когда разделывала поросёнка или курицу на кухне Кинбралана.
Бри улыбнулся Вайлину (впрочем, улыбка вряд ли подбодрила его) и вновь занялся делом. Некогда было следить за тем, чист ли он. Теперь все они нечисты.
Под знаменосцем их сотни кто-то убил лошадь — а потом и самого знаменосца настиг крошечный камешек из пращи. Точный удар в висок. Падая, он выпустил древко синего знамени с короной — и Бри, сам не зная зачем, его подхватил.
Воины из десятка на миг замерли, будто случилось что-то исключительно важное.
Мимо с грохочущим топотом пронёсся отряд кентавров: бой бушевал уже у второго кольца стен. Над ними вились кольца дыма и пахло гарью, но Бри не знал, что именно горит. У пустого оружейного склада справа притаилась кучка загадочных рыжеволосых существ ростом с ребёнка (неужто те самые боуги из детских сказок?…); раньше он их не замечал. Время от времени то один, то другой из них подносил к губам тонкую деревянную трубочку, и кто-то из пехотинцев Академии падал, хватаясь за шею. Отравленные иглы?
Бри с усилием оторвал взгляд от рыжих созданий (уши у них были острые, как у котят, и подрагивали — мило, совсем не воинственно), отдышался и поудобнее перехватил древко. Меч, естественно, пришлось опустить.
Дауш шагнул к нему, насупив светлые брови. Его кольчуга и сапоги тоже были забрызганы кровью, но — странно — не так сильно, как у Бри.
— Давай сюда меч, десятник. Раз уж взял знамя, его нельзя выпускать. Это дело чести.
Остальные почтительно молчали.
Бри смотрел на него в недоумении — дышал гарью, слушал чей-то далёкий рык, не совсем понимая, о чём речь. Чести? О чём он? Какая разница, если идёт бой?… На войне ведь нет правил.
Он не знал, откуда пришла эта смелая, страшная мысль. Было в ней что-то чужое.
Пронзило до нутра острое, болезненно яркое воспоминание: он и леди Уна — ещё девочка — где-то в закоулках Кинбралана. Уна склоняется над книгой и пытается учить его читать; глаза у неё синие, как у ведьмы, а щёки разрумянились от волнения. Бри честно старается разобрать чернильные знаки, похожие на жуков, но они не даются ему; он злится. «Вот видишь, это — «в», — пальчик Уны скользит по странице. Она уже сказала, что вытащила из библиотеки сборник стихов какого-то кезоррианского поэта, но Бри не знает, где это — Кезорре, — и пока с трудом представляет, кто такой поэт. — В любви и на войне всё дозволено…» — запнувшись, она умолкает. «Что это значит?» — спрашивает Бри. «Не знаю. Наверное, что на войне люди убивают друг друга, а любовь…» — почему-то она отворачивается и не заканчивает. Бри смотрит на голубую ленту у неё в волосах.
Сейчас он смотрел то на меч, то на знамя — так же потерянно, как на ту ленту. Где-то рядом просвистела стрела, и десяток без команды поднял щиты.
Бри поколебался ещё мгновение — и протянул знамя Даушу.
— Держи. Ты понесёшь его. А я буду драться.
Рёв
ЭТО ГЕДИАР, — мягкий голос Рантаиваль в сознании Уны не соответствовал тому, как тревожно она завертела головой и рассекла хвостом воздух. — ОН НАД ЮЖНОЙ ЧАСТЬЮ ГОРОДА. И Я ЧУВСТВУЮ ЕГО БОЛЬ.
— Его подстрелили? — Уна нахмурилась. Почему-то она по-детски наивно верила если не в полную, то хотя бы в почти полную неуязвимость драконов. Ни разу даже не подумала, что кого-то из них могут ранить или убить… Как Йарлионн. Лучше, чем Йарлионн. От этой мысли стало нехорошо. — Но ведь людские стрелы не пробивают вашу броню.
НЕ СТРЕЛА. ЧТО-ТО БОЛЬШОЕ, — Рантаиваль озабоченно помолчала. Снизу доносились крики и восклицания, отдалённо похожие на конское ржание: они пролетали над кварталом, где кентавры дотаптывали последнее сопротивление ти'аргских рыцарей и альсунгских двуров. — БОЛЬШОЕ И ТЯЖЁЛОЕ. ОНО ВОНЗИЛОСЬ ЕМУ В ЖИВОТ И ВСЕРЬЁЗ ПОВРЕДИЛО.
— Баллиста… — пробормотала Уна, вспомнив десятки книг по истории и военному делу, прочитанных или пролистанных в Кинбралане. Это было в ту пору, когда она — ребёнком и подростком — глотала всё, что покрывало бумагу чернилами, не особо задумываясь над содержанием. С годами сладострастное отношение к написанному слову несколько притупилось (особенно в последнее время, когда о себе так напористо, почти злобно, заявляла живая жизнь) — но зато, кажется, осталось прежним в лорде Альене. В отце. — Или катапульта. Не знала, что у наместника есть что-то подобное.
НЕ ЗНАЮ, О ЧЁМ ТЫ. НО ЗНАЮ, ЧТО БЕСКРЫЛЫЕ ИЗОБРЕЛИ МНОГО УБИВАЮЩИХ МАШИН. ВЫ ДЕЛАЕТЕ ЭТО, КОГДА ВАС ВДОХНОВЛЯЕТ ХАОС — БУДТО МАЛО ЖЕЛЕЗА И ТЁМНЫХ ЧАР, — серебристые крылья Рантаиваль взметнулись с внезапной суровостью; Уна ощутила себя ребёнком, которого отчитала взрослая родственница… Или больше, чем просто родственница. Кто бы мог подумать, что мать Инея напомнит ей собственную. — ЖИЗНЬ МОЖНО ЗАБРАТЬ В ЧЕСТНОМ БОЮ, ИЛИ НА ОХОТЕ, ИЛИ ВО ИМЯ ЖЕРТВЫ. НО НЕ ТАК.
— Летим к Гедиару, если хочешь. Ты обольёшь паром его врагов. И потом, — Уна сжала сапфир на цепочке, — вдруг я смогу помочь. То есть я, конечно, пока мало понимаю в исцеляющих чарах, но…
НЕТ, — сухо перебила Рантаиваль и свернула на север. Облака уже рыжели и розовели, пропуская закатные лучи. — МЫ ДОЛЖНЫ ЛЕТЕТЬ К ТВОЕМУ ОТЦУ. ТАКОВ ЕГО ЗАМЫСЕЛ.
Его замысел… Что ж, хоть кто-то посмел спросить. Мысли лорда Альена были так плотно закрыты, а настроение — порой — так переменчиво, что его планы казались Уне не менее непостижимыми, чем замыслы духов Хаоса. Или другого безымянного, древнего зла, что правит Мирозданием — с большей вероятностью, чем боги или Прародитель.
Спрашивать было нельзя, и она не спрашивала. Просто безропотно шла по тому пути, который лорд Альен начертил для Рантаиваль — да и для остальных участников этого гигантского представления.