Осиновая корона
Шрифт:
Тхэласса сделал шаг в сторону и ещё раз ощупал противника взглядом — будто впервые видел его.
— Догадываюсь. Так покажи мне предел, Повелитель Хаоса. Ты разделил наш мир, поднимал мёртвых, сам умер и выжил — а теперь не можешь завершить такую мелочь?
Лорд Альен сжал рукоять меча. Слабый отголосок его мыслей — смесь напряжённой тревоги, бесстрастных, почти математических расчётов и чего-то ещё, всегда и ото всех сокрытого — коснулся сознания Уны и тут же исчез. Он шагнул влево, зеркально повторяя движение Тхэлассы.
— Меня не так легко спровоцировать.
— Легко,
— Не выйдет. Или ты сдашь Академию, или я заставлю тебя это сделать. Даже ты, с твоей волей, не сможешь противиться. Такой финал твоих игр будет бесславным, Тхэласса — даже если ты служишь королю Альсунга не из чистой преданности, в чём я более чем уверен. Выбирай.
— Чистая преданность… — Двуликий хмыкнул. — Твоя любовь к красивым словам тоже осталась прежней. Я никому не предан, а этому недотёпе Хавальду — и подавно. Его предшественники развязали войну, которая наверняка перекроит Обетованное, а он не в силах её закончить. Люди так часто не постигают, что творят.
— Тем более. Значит, поражение не должно стать для тебя личной обидой. Ты будешь отпущен целым и невредимым. Если веришь моему слову — даю его.
В зеленоватом свете милая мальчишеская улыбка ещё больше напоминала оскал.
— Думаешь, я так дорожу своей жизнью, Альен? Дело отнюдь не в ней, — (Уна уже не впервые заметила его необычную — несколько старомодную — манеру речи; пожалуй, о возрасте тут, как и в случае с Лисом, лучше не думать,). — Плохо же ты меня знаешь, если рассуждаешь вот так… Мне казалось, что лучше. Я ведь всегда был твоей звериной стороной. Той, которую ты держишь в непрочной клетке.
Мраморно-бледный лоб лорда Альена прорезала морщинка — но ответил он насмешливо:
— Боюсь, для «звериной стороны» ты слишком много болтаешь.
— Возможно. Но всё же… — с показной неторопливостью наместник отстегнул от пояса маленький чехол, открыл его и достал что-то маленькое и тёмное. Блеснула крошечная — затерявшаяся — серебистая капелька стекла; зеркало Уны затрепетало, а сапфир сквозь ткань блузы обжёг ей грудь. — Кусочек твоего зеркала. Помнишь свой подарок?
— Помню, — не убирая руки с меча, лорд Альен вздохнул. — Знал, что ты им воспользуешься. Скучно.
— Скучно? — Тхэласса казался всерьёз уязвлённым. — Но ты помнишь и то, что заключено в нём?… Как бы там ни было, с этой вещицей я неуязвим для твоих чар.
— Допустим, — Уна не различила лживого витка в глубине этого голоса — но могла бы поклясться, что он там есть.
— Допустим? — Тхэласса с деланым возмущением поджал губы. — Нет, это правда. И ты это знаешь… Ох, Альен, каким же многообещающим мальчиком ты был тогда, в Вианте! Очень… увлекательным. Тебя хотелось разгадывать, как странную историю, — ещё один мягко-текучий шаг — теперь навстречу. — За одними целями скрывались другие — второе, третье, четвёртое дно… Ты смело играл с границами жизни и смерти (ведь большинство из них, ты прав, надуманны), и мне это нравилось. Нравились твоё сознательное одиночество, твоя одержимость… Так ты нашёл его?
Последний вопрос был задан без перехода — как бы между прочим, в качестве связки; но что-то в лорде Альене натянулось, словно чёрная
Но второй вариант исключается: слишком темны и переполнены болью — испытанной от других и другим нанесённой — сердца обоих.
— Его?
— Да. В Кезорре ты искал сведения о некромантии и истории, драконах и западном материке, но мы оба знаем, в чём крылась суть… Точнее, одна из сутей. Так нашёл — его, своего учителя? Того, кого однажды назвал лучшим из живших?
Лорд Альен молчал ещё пару мгновений, а потом вдруг вытянул из ножен меч. Сталь, отливающая синим, вскинулась со змеиным шелестом; воздух отяжелел, пропитавшись её мрачной силой. На Уну пахнуло подземной гнилью, жасмином и — почему-то, действительно — миндалём; сотня смутных шёпотов, стонов, касаний призрачных рук закружилась над площадью; шум битвы затих, отдалившись, и ти'аргские воины замерли в беспричинном — как им казалось — приступе ужаса.
Помнишь — забрать — умри — никогда — помнишь…
Неподвижное, нелепо большое тело дяди Горо, распростёртое на земле. Из той же земли — мох и травы на каменной шкуре медведицы Бергарот, а рядом — пустая оболочка, оставшаяся от драконицы. Драконицы, любимой Фарисом — Фарис предал их; почему ей не больно от этого, почему она думает, что его извращённая любовь давала на это право?… Право, которого не дал отец — неужели я правда тебе совсем, совсем не нужна и просто себя убедила, а всё это время ты лгал — почему это заменило мне всю жизнь — это безумие, помешательство — или единственный её смысл, а всё прочее лишь суета и томление духа — я больна или я живу — безумна или понимаю больше других — как выдержать этот гул в голове, этот добровольный костёр, охвативший тело и разум, эту жертву, как у той, ставшей из птицы человеком — давным-давно…
Жертву?
Уна собрала всю волю в один узел, как её учил лорд Альен, и вынырнула из чар. Погружение в тёмные шёпоты заняло не больше секунды. Синеватое лезвие рассекло воздух, и Тхэласса побелел от боли. На его рубашке — на груди, возле плеча — забагровело кровавое пятно.
Однако лорд Альен не подходил и не касался его мечом. Уна потёрла лоб: ведь почти поняла, почти нащупала разгадку… Тхэласса говорил о непроницаемой защите — но она, как видно, не действует. Почему?
Не способна, глупа, не нужна. Жертва.
Может быть, это всего лишь новый шанс — не конец, а новый этап игры-испытания? Может быть, ей следует прикоснуться к его замыслу, чтобы понять суть — как тогда, с кладом боуги и сапфиром?
Или она вновь обманывает себя — отчаявшаяся маленькая девочка, которая плачет от запутанных кошмаров в темноте?…
— Я никогда не говорил тебе об этом, — сказал лорд Альен, опять занося меч. Воины за спиной Тхэлассы забеспокоились, но не решались приблизиться: Андаивиль, возвышавшаяся над площадью, красноречиво зарычала.