Осиновая корона
Шрифт:
Лис с досадой фыркнул.
— И когда ты уже научишься доверять мне, Шун-Ди Боящийся-Своей-Тени?… И поменьше думать там, где нужно просто действовать, — изящным жестом он извлёк из кармана кожаный ремешок и стянул им на лбу свою шевелюру — так частенько делают менестрели из Кезорре и Дорелии. — Я же сказал, что со мной поделилась Андаивиль. Ненадолго она впустила меня в свой разум… Помнишь Андаивиль?
Шун-Ди кивнул. Естественно, он помнил Тишайшую В Полёте — пламя, которым она дышала, и рубиново-алую, сверкающую чешую на бугристых боках… Андаивиль была больше и величественнее, чем Рантаиваль Серебряный
Андаивиль была прекрасна, но от её красоты охватывал трепет ужаса, близости неизбежной смерти. Такие же чувства, впрочем, вызывало многое на западном материке.
В том числе Лис.
Шун-Ди порой казалось, что он впал в зависимость от этих чувств — как многие богачи впадают в зависимость от воздушного порошка и дурман-травы.
— Это великая честь, — тихо заметил он. — То, что она показала тебе свои воспоминания.
— Сам я не был знаком с Повелителем Хаоса. Это был единственный способ узнать.
— И, по-твоему, это из-за него… граница между нашими материками стала проницаемой? Из-за его магии? — у Шун-Ди не укладывалось в голове, чтобы один человек был способен на такое. Если, конечно, Повелитель Хаоса в тот момент всё ещё оставался человеком… На западе о нём упоминали редко и не вдаваясь в подробности. Боуги и кентавры предпочитали молчать без уступок, но и от Двуликих можно было добиться лишь редких намёков. Шун-Ди, помнится, довольно скоро решил, что лучше в это не лезть — и, к счастью, сумел убедить остальных в делегации. Даже старый чванливый маг в итоге к нему прислушался.
Как выяснилось — может быть, и зря. Может быть, сейчас ему было бы проще с более чёткими представлениями о Повелителе. Он, в конце концов, жил не так уж давно — около двадцати лет назад. Он ещё не мог превратиться в легенду.
Или всё-таки мог?…
— Я уже говорил тебе, что да, — сказал Лис, и его голос преисполнился той особой бархатной хрипотцы, которая появлялась в нём, когда дело касалось чего-то действительно значимого. Лис смотрел на паруса, туго надувшиеся от ветра. — Я был ещё детёнышем, когда он приплыл в наши земли и сделал то, что должен был. Но мои сородичи рассказали мне кое-что… Повелитель Хаоса закрыл прореху, которая образовалась в материи Обетованного. Магическую прореху. И заодно изгнал главных врагов всех нас — тех, чьё имя даже драконы остерегаются произносить.
Шун-Ди ощутил странную щекотку внутри. Не в духе Лиса было говорить о ком-либо с таким вот почтением, приправленным страхом. Он с одинаковым задором презирал и Светлейший Совет, и королей с материка — не было для него власти, кроме лесов, ветра да тока крови в жилах добычи. Ну, может быть, ещё музыки… Кем же были эти «главные враги»? И кем был Повелитель Хаоса?
Волшебником из Ти'арга, как пояснил Лис. Шун-Ди знал мало волшебников — и те, кого он знал, были заносчивыми, неприятными типами, помешанными на зельях и амулетах. В его лавках они скупали благовонные масла и смягчающие мази для кожи с не меньшей страстью, чем пожилые супруги вельмож и шайхов. И обожали строить из себя мудрецов, которым ведомы все тайны мира. Едва ли Повелитель Хаоса был таким.
Ведь Лис
Но разве не странно то, что они сейчас делают? Лис верит, что это поможет предотвратить продолжение Великой войны — или просто как-то помочь «достойным», союзнический долг перед которыми правители Минши предали. Значит, и он, Шун-Ди, тоже верит.
— Андаивиль рассказала тебе, что у него была семья? — спросил Шун-Ди, глядя на идущую рябью воду. Вёсла упруго погружались, а затем поднимались, двигаясь плавно и загадочно, словно пролитые в воду чернила. Солнце начинало припекать. Каждое из слаженных движений увлекало «Русалку» вперёд — на север. — Жёны… То есть жена? И дети?
— Нет! — с хриплым смешком отмахнулся Лис. — Судя по тому, что я слышал, вряд ли это было так… Но ребёнок есть. И мы найдём его в Ти'арге. «Сам Повелитель ушёл из нашего мира, но его кровь не исчезла». Так сказала Андаивиль, и я не сомневаюсь в её словах.
— Ушёл из нашего мира? — переспросил Шун-Ди. Светлый день, густая синь моря и лазурь неба уже не казались ему такими безмятежными, как утром. Заметив, что Сар-Ту пытливо смотрит на них с кормы, он придвинулся ближе к Лису. — Это значит — умер?
Лис опять ошпарил его желтизной глаз.
— Это значит лишь то, что я сказал, Шун-Ди-Го. Пойдём-ка, взглянем на Вещь. Мы должны доставить её в сохранности, так что мне не по себе, когда она так далеко.
ГЛАВА IX
Осины шептались друг с другом громко и страстно, почти отчаянно; ветер трепал и дёргал их листья, превращая аллею в одно большое дрожащее существо. Раньше Уна никогда не замечала, что в их шелесте столько разных выражений и тональностей. Казалось, что они спорят — или что заезжий менестрель играет на лире сложную мелодию.
Уна пришла сюда утром, сразу после завтрака, чтобы побыть одной. Оставаться наедине с матерью было ещё тяжелее, чем видеть слуг. Она захватила из библиотеки книгу (почти наугад, в поисках чего-нибудь простого и успокаивающего, сняла с полки «Поверья о травах целебных и ядовитых» Эннера Дорелийского — в довольно корявом переводе), но вскоре поняла, что без конца перечитывает одну и ту же строку.
Духота последних дней чуть отступила, но Уна всё равно ждала тени. Похороны прошли позавчера, а что было вчера — она и не помнила толком. Хотелось раствориться в ветре, в булыжниках стены вокруг замка, в пыльной тёмно-зелёной листве — раствориться и не думать.
Или хотя бы думать поменьше.
Потому что никакая задачка, никакой заковыристый вопрос или лабиринты философских трактатов не могли сравниться с тем, что встало перед нею сейчас. То, что случилось, не умещалось ни в голове, ни в сердце.
Медленно, осознанно шагая по дорожке, Уна подбрела к одной из осинок. Кажется, что-то старческое появилось в её походке — раньше она так не шаркала… Уна привалилась затылком к серому стволу, закрыв глаза; книга всем своим мясистым весом стиснула палец, которым она заложила страницу. Ей нужно проговорить это про себя. Она должна повторить ещё раз. Нельзя (да и смысла нет) бежать от правды.