Особо опасная статья

Денисов Вячеслав Юрьевич

– Ну, думаю, гад, – Савелий тоже сплюнул, показывая, как сильно он бил, – допил и – вдарил!

– Ты… – прохрипел, стирая с раны на шее кровь, изумился Сидельников, – еще и допить… успел?..

– А то. Там никак не менее сотни оставалось.

– Вообще-то, я не Саня, – слыша приближающуюся дробь шагов, пробормотал Сидельников.

– А какая разница, если человек хороший?

Кряжин и Саланцев прорвались к беседке сквозь густую темноту ночи одновременно.

– Все живы?

Это прозвучало как победный клич искалеченного боем победившего войска над сломленным противником.

– Вызывай оперативно-следственную группу Центрального округа, – велел Кряжин, и только теперь стало по-настоящему страшно. Только сейчас до понимания каждого стал доходить смысл того, что все в эту ночь могло закончиться по-другому.

В Кряжина через окно его кухни стреляли дважды. Первый раз в девяносто девятом году, когда он вышел на одного из руководителей комитета по охране водных ресурсов Дальневосточного округа. В его коллегу из Находки, входившего в следственную группу Кряжина, стреляли, когда тот был с семьей за городом. Злоумышленники выждали удобный момент, когда «важняк» утром решил искупаться и спустился к воде, и выпустили в него пять пуль. И, как положено в таких случаях, – одну в затылок. Через неделю Кряжин должен был вынести обвинительное заключение группе, занимающейся ловом краба и сдачи его частным лицам в Японии. Благо идти далеко не приходилось. Чудовищные капиталы оседали на личных банковских счетах руководителей комитета, а казна (ей не привыкать) терпела убытки.

Кряжина подкараулили, когда он возвратился в Москву с докладом и готовыми материалами, на основании которых впоследствии должно было быть выстроено обвинительное заключение. Сразу после доклада он вернулся домой, чтобы переодеться и привести себя в порядок, и был очень удивлен прозорливости будущих обвиняемых, когда пуля залетела в окно и пробила холодильник, подаренный матерью еще в далеком восемьдесят втором. В этот год Кряжин вернулся из армии в квартиру прадеда, околоточного надзирателя Евграфа Кряжина, усопшего за год до революции в возрасте семидесяти пяти лет, и готовился к поступлению на юрфак. У стрелка дрогнула рука, по-видимому, после долгого перелета из Владивостока, и его вместе с подельником задержали через двадцать минут прямо у входа в Театр на Таганке. Хороший был ход, сильный. Киллеров ищут по всей Москве, а они любуются тенью отца Гамлета. Так с билетами в руках и взяли. И холодильник был хороший, с ручкой открывания двери, как у «Мерседеса». Умер вместо Кряжина.

Второй раз в следователя палили из армейской снайперской винтовки, приспособленной для ведения бесшумной стрельбы, в двухтысячном. И этот эпизод тоже связан со смертью. Именно в этот год и этот день почил древний кот Ленька Пантелеев, живший у следователя почти двенадцать лет. За час до кончины он подошел к хозяину, балующемуся на кухне чаем с бергамотом, и потерся о ноги – мол, прости за все, если сможешь.

Кряжин умилился, задержался на секунду, чтобы порадоваться кошачьей ласке, а потом резко нагнулся, чтобы погладить. Именно в этот момент раскололось стекло и из стены вылетела пригоршня песка с бетонной крошкой. В тот день стрелка не взяли, а кот-спаситель отдал кошачьему богу душу.

Два раза за последние два года – это было уже слишком, и Кряжин всерьез занялся изучением проблемы, которая в одночасье могла стать его и навсегда. После бесед с экспертами и баллистиками, поучаствовав в допросах со стрелками из первого эпизода, он узнал, что всякий раз стрельба велась с помойки, расположенной напротив его кухонного окна. Место было просто идеальным, если Кряжин стоял перед столом или искал в холодильнике продукты. Оба раза стрелок укладывал оружие на верхний срез бетонной плиты, ограждающей помойку от двора, и ждал, невидимый никем, удобного случая.

«Но почему Кряжин решил, что стрелять будут сегодня?» – мучались вопросом оперативники.

И он ответил, что дальше тянуть преступникам нельзя.

– Вы верите в то, что Кайнаковы говорят нам обо всем, что становится им известно из бесед с похитителями?

– Нет, – вынуждены были признаться Саланцев и Сидельников.

– А вас не удивляет, что я до сих пор не установил в их квартире устройство, записывающее разговоры?

Да, они были этому слегка удивлены. Хотя бы по той причине, что в распоряжении следствия имелась бы запись голоса, поддающаяся идентификации.

– Вот именно по этой причине я и не стал устанавливать звукоснимающее устройство. Если Кайнаковы ведут с похитителями более откровенные беседы, чем рассказывают нам, то какой смысл писать? Наши бандюки узнают об этом тотчас же, и у телефона сядет человек случайный. Подобный тем, кто шел на Арманова и Ремизова. А откровения перенесутся на другой канал связи, о существовании которого мы вряд ли узнаем.

Кряжину нужна была уверенность в том, что родители Коли ведут с неизвестными сепаратные переговоры, и для этого на их гостином столике появилась фотография Немирова. Они рассказали об этом телефонному собеседнику, и тот понял, что пора действовать, пока Кряжин не выяснил имя человека, остановившего свое внимание на стене дома в жилом комплексе «Алые паруса».

Глава шестнадцатая

День шестой

Сидельников привез в прокуратуру с трудом собранный урожай. То, что он доставил его к одиннадцати часам, то есть почти к обеду, а не к началу рабочего дня, говорило не об усталости сыщика. Сменил одежду и замазал раны на шее йодом он быстро. Проблема заключалась в нежелании предприятия, сдающего транспорт напрокат, сотрудничать с человеком, представляющимся оперуполномоченным МУРа, но с разбитым лицом и сломанными корочками удостоверения. «Я упал на него у беседки», – объяснял потом Сидельников ожидавшим его следователю и Саланцеву.

Личность Сидельникова проверяли долго и мучительно. Когда сыщик понял, что они пытаются замести следы, а не убедиться в том, что он лицо уполномоченное, опер пошел на открытый конфликт.

Перепрыгнув через перегородку, разделяющую его и сотрудников фирмы, Сидельников оттолкнул от компьютера директора, по счастью, находившегося на месте, его заместителя – какого-то братка со сломанными ушами, и крутанул кресло секретаря так, чтобы она оказалась к нему лицом.

– Хорошо видно? – спросил он, отводя в сторону левую полу пиджака, скрывающую открытую кобуру с потертым «макаровым». – Вот это хорошо видно? – Он грохнул рукой по столу, сбивая диски и остальную мелочь и оставляя изувеченное удостоверение. – А это?

И он извлек из кармана мобильный телефон. Набрал номер, прислушался и радостно заговорил, едва услышал голос знакомого еще по школе милиции Еремеева – начальника отдела по угонам одного из отделений милиции.

– Саша? Дима. Старомонетный переулок, дом три.

– Привет. «Автокурьер», что ли?

– Да. Есть тема.

– А вы не майору Александру Игоревичу звонили? – медовым голосом заговорил директор, когда сыщик спрятал телефон в карман.

Опер, орудуя разбитыми губами, беззастенчиво сплюнул в урну между директором и замом и поймал за рукав молчаливо пытающегося покинуть заведение братка. Поскольку рукав продолжал выскальзывать из кулака, пришлось перехватить его и дернуть.