Осторожно - пума!
Шрифт:
как ни кутался в ватник и рюкзак. С рассветом начались
поиски ягоды. Но она не давала утихнуть боли в желудке.
Сильно докучала оскомина. По густому пойменному лесу
идти совсем трудно — давила слабость. Часто путь преграж-
дали старичные озера, их приходилось обходить и перехо-
дить заболоченные топкие понижения.
Боль в желудке становилась все сильнее. Казалось,
пилят его тупым ножом. Уверенность, что сегодня он все
равно подойдет к базе, давала ему возможность подолгу
собирать ягоды. За два-то дня не только дойти — проползти
можно эти тридцать километров.
Il
Отличное качество — уверенность. Она придает спокой-
ствие, работоспособность, не отвлекает на бесплодные думы
и поиски других путей. Но в данном случае уверенность
была заблуждением и ослепила Кучерявого, как очень
многих, у которых она переходит в упрямство.
В одном месте почти из-под ног веером разлетелись ряб-
чики. Молодые выросли. Он съел бы их сейчас тройку. Какое
нежное у них мясо! Два из них уселись почти рядом на ветки
и, вытягивая свои краснобровые головы, с любопытством
осматривали невиданное ими существо. Но даже если бы
он смог их поймать, то как их есть, когда нет ни костра, ни
котелка? Через некоторое время он спугнул выводок глу-
харей. Громко хлопая крыльями, поднялась матерая ко-
пылуха, а за ней уже совсем большие глухарята. И почему
это дальневосточники считают глухарей лучше рябчиков?
Рябчики Михаилу нравились больше. Но сейчас он не стал
бы разбирать. Весь этот день птицы как будто сговори-
лись дразнить его. Они вылетали из-под ног и совершенно
нахально садились совсем близко. Он бросал в них палкой.
Когда палка пролетала мимо или падала около дерева, на
котором они сидели, птицы поворачивали головы, следя
за ее полетом, и не каждая из них улетала.
В тайге считают, что все птицы делятся на два вида —
съедобные и несъедобные. Съедобные — те, которых можно
убить, а несъедобные все остальные. В этой долине летали
только несъедобные. Он провожал их глазами и вспоминал,
какие можно приготовить из них кушанья. Будь у него
сейчас ружье — настрелял бы целый рюкзак и принес бы
на базу...
Наступила четвертая ночь, а никаких признаков ни
лагеря, ни базы не видно. Наверное, долго возился с брус-
никой да на рябчиков смотрел, думал Михаил. Ну ладно.
Завтра уж наверняка не позже чем к обеду он подойдет
к базе.
Зажав руками режущий живот, он пытался и долго не
мог заснуть.
... Вдруг совершенно ясно он увидел длинный стол.
Тарелки и миски, котелки и глиняные горшочки полны
мясом, сметаной, варениками, жирной лапшой и галушками,
пироги и молоко — чего-чего не было на этом столе! Люди за
столом жадно поглощали вкусную еду. А он так устал, что
стоял немного в стороне и не мог двинуть ни ногой ни рукой,
чтобы достать кусок. Он хотел крикнуть: «Дайте хоть ку-
сочек!», но рот не раскрывался...
112
... Холодные звезды мерцают сквозь хвою. Издали слы-
шен шум реки.
Он рубит просеку. Рубит, рубит. Болят ноги и руки.
Топор вырывается из негнущихся пальцев. А в стороне на
большом костре варится мясо — полное ведро. Это копылу-
ха и ее большие птенцы. Как вкусно пахнет!
— Руби, руби,— кричит Венька.— Ты моложе всех!
Он больше не может, бросает топор и тянет руки к мясу.
Вот уже чувствуется его тепло. Но копылуха взмахивает
крыльями и вылетает из ведра вместе с глухарятами. У него
нет даже ножа, чтобы кинуть в них. . .
... Звезды блестят через пихтовую хвою...
Все ребята из отряда пригоршнями суют ему в рот
бруснику.
— Ешь, Миша, ты самый молодой!
Он старается жевать, жевать, жевать, но не может про-
глотить. . .
Не было конца ни этой холодной ночи, ни видениям.
Все они наполнены едой и невозможностью вкусить ее.
Ночь не принесла отдыха. Сильно болел желудок. Он требо-
вал пищи. Сейчас не только сырого рябчика, лягушку съел
бы, но в вечномерзлой земле ни лягушек, ни червей нет.
Утренний туман разогнало быстро.
А почему солнце встало с запада? Вчера он не обратил
внимания, что оно впереди, когда был уверен, что идет
в северном направлении в сторону Селемджи. Михаил сидел
и не мог понять: явь это или продолжается кошмарный сон.
Когда же убедился, что день настал наяву, перед ним закру-
жились кусты и деревья, как будто горы и небо вывернулись
наизнанку и солнце стало ходить с запада через север на
восток. Тайга и реки издевались, подсовывая вместо знако-
мых нехоженые места. Долго сидел он не в силах понять,
что произошло. В голове не умещалась мысль, что все это
время он не приближался, а удалялся от базы партии. С тру-
дом он восстановил в памяти, что, прежде чем пойти к югу,
к гольцу подходил почти с востока, значит, чтобы сократить