Осторожно - пума!
Шрифт:
разве случайно, когда ногой зацепишь. Хоть и не хочется,
а есть нужно — иначе не дойдешь.
Дальше дни и ночи как-то перемешались. В мозгу было
только одно — дойти, не выходить из этой долины, которая
приведет к лабазу, и поддержать силы какой-нибудь пищей.
Тайга забита ею до отказа. По ветвям прыгали белки. Из-
115
под ног слетали рябчики. На снегу виднелись следы мышей,
каких-то зверей и птиц. Несколько раз шарахались в сторону
и уходили в чащу лоси. Но все это было недосягаемо. Хоть
бы дохлый какой попался — всякого бы съел. Он перепро-
бовал кору всех кустарников, и почти вся она была горькая.
Семечки лиственничных и еловых шишек царапали гортань,
но все равно он глотал их. Трава стала сухой и пресной,
а корни жесткие и почти не давали сока.
Спать подолгу не приходилось. Несколько минут дремы—
и начинаешь окоченевать. Холод гнал, а слабость и усталость
валили на землю. Он садился, дремал, замерзал, вставал,
шел несколько минут и опять, садясь ненадолго, засыпал.
Грыз кору прямо на стволиках кустов, жевал траву, но она
только вызывала слюну.
Однажды он проспал дольше обычного. Поднялся уже
засветло. Снег покрыл его. Он сделал несколько шагов
и пересек совсем свежий медвежий след. Чуть не настоящую
тропу протоптал вокруг спящего медведь, обойдя вокруг
несколько раз. Видно, зверь был сыт. Ну и пусть. Главная
цель — лабаз. Все остальное не мог уже переварить исто-
щенный мозг Кучерявого.
За эти дни Михаил познал многие тайны тайги: знал
признаки распространения брусничника. Знал, где пасутся
рябчики в разное время суток. Узнавал места, где был преж-
де. Только тогда он прошел здесь в один день, а обратно
и в три дня не осилишь.
Он еще не успел дойти до той длинной мари под гольцом,
когда перестал валить снег. Ночью он потерял сознание.
Сколько длилось полумертвое состояние? Очнулся от яркого
солнышка, сильно пригревшего бок, лицо и ногу. Другая
нога пока ничего не чувствовала. Полулежа он разулся и,
расстелив портянки на кустиках, стал растирать ногу. Даже
солнце не вызвало радости. Только уже лежа в больнице
он понял: не отогрей его солнце, так и остался бы он там
на берегу речки, на которой появились уже забереги.
Опять пролетел самолет. Он летел сначала к гольцу, по-
том как раз над долиной, где двигался Кучерявый. Можно
было бы выйти на полянку метрах в ста, но это же четверть
дня пути. А потом самолет все равно не сядет, а увидит
ли — неизвестно.
Самое мучительное время настало при подъеме у верх-
ней части гольца. Полегший кедровый стланик отнимал
силы уже при третьем шаге. Среди кустов скопилось много
снега. Веток почти не было видно, и ноги попадали в них,
116
как в капкан. Для того чтобы освободиться из их тисков,
требовалось столько же сил, сколько на сто метров ходьбы
по ровному месту.
Выше стланникового пояса начались обледенелые каме-
нистые осыпи. Оставалось только одно — ползти. Руки
и без того почти не сгибались, а тут еще снег и подернутые
ледяной коркой камни. Промокли брюки на коленях, на
них стали расширяться недавно образовавшиеся прорехи.
Хорошо еще, что день выдался солнечный. Но руки не ото-
гревались. Сытый и небольной человек эту полосу камени-
стого склона прошел бы самое большое минут за двадцать.
Кучерявый полз больше полдня. И все же казалось, что полз-
ти быстрее, чем идти.
Уже под вечер, забравшись на ровную площадку гольца,
Михаил издали увидел лабаз: полегший стланик теперь не
заслонял его. Хотелось бежать к нему. Но как во сне, не дви-
гались руки и ноги. По снегу он делал только два-три шага
и останавливался, переводя с трудом дыхание.
Затемно он подошел к лабазу. Его открытая дверца
болталась на кожаной петле. К отверстию была пристав-
лена лестница в пять ступенек. Кучерявый знал, что сюда
завезли продуктов на два отряда или на два сезона одному
отряду. В этом районе работал только один их отряд. Значит,
продуктов много, но почему ребята бросили лабаз откры-
тым?
Как трудно подниматься по лестнице! Уже на третьей
ступеньке он почти потерял сознание. В глазах плыли
красные и зеленые круги, в ушах стоял непрерывный звон.
Дрожащие руки никак не могли подтянуть тощее тело на
следующую ступеньку, а нога не могла до нее дотянуться.
Зачем они сделали такие редкие ступеньки?
Совсем стемнело, когда, перегнувшись через порог, он
упал грудью на грубый, неотесанный бревенчатый пол,
а ноги еще висели на лестнице. Внутри ничего не видно.
Пошарил вокруг. Только голые бревна. Полежав несколько
минут, он сделал еще отчаянное усилие, чтобы переместить
ноги в лабаз. Пополз по полу, ожидая нащупать ящики
и кули, которые здесь должны быть. Один угол — пусто.
Второй — тоже. У задней стены два ящика. Один совсем