Осторожно - пума!
Шрифт:
шого Патомана. В конце августа, когда будет закончена
топографическая съемка Семикачи, все съемочные подотряды
должны встретиться в устье этой реки на зимовье Семикача.
Зимовья в ленской тайге — это гостиницы, построенные
сообразно потребностям зимнего гужевого транспорта через
шестьдесят километров вдоль рек или зимних дорог, между
наиболее важными приисками. Чаще всего зимовье состоит
из двух комнат. Так сказать, в приемной устроены плита,
небольшой стол и широкие нары во всю длину помещения.
За дверью, во второй комнате, помещается смотритель зи-
мовья. Обычно смотрителями становятся пожилые супруги,
которые уже не могут промышлять ни в качестве охотников,
ни в качестве старателей.
Семикача по здешним местам была, пожалуй, самым
большим и благоустроенным зимовьем. Обе комнаты были
приспособлены для приезжих, а зимовщик построил себе
собственный домик с двумя комнатами, двор с сараями, баню.
Как мне сказали еще в Бодайбо, зимовщиком здесь был
бывший кулак, служивший денщиком Пепеляева, того
128
самого генерала, о котором старики вспоминают до сих пор
с содроганием из-за особенно изощренных зверств.
Когда мой подотряд в назначенный день пришел к зи-
мовью, Колобаев уже занял одну комнату непосредственно
у зимовщика для вычерчивания карты. Он рассчитал всех
своих рабочих, кроме Бутакова, и те в поисках работы ушли
на прииск Светлый. Но и Бутакова не было. За три дня
до нашего появления приехал верховой милиционер и, не
объясняя причины, отконвоировал его на Светлый, где
помещался милицейский участок.
Вид зимовья и особенно зимовщика произвел на нас
сильное впечатление. Огромная, почти в полтора километра
длиной поляна раздвигала не очень высокие сопки, протя-
гивалась вдоль долины Хомолхо, начинаясь прямо от устья
Семикачи. Она была занята прекрасным, совершенно чи-
стым лугом. Около леса стояли опрятные домики зимовья,
в прибрежных кустах на берегу речки скрывалась баня.
Траву скосили и собрали в несколько стогов, огородив их
слегами от набегов косуль, которых здесь было великое мно-
жество. По стерне паслись две коровы. Во дворе и вокруг
зимовья была идеальная чистота, что отличало его от других
населенных мест ленской тайги. Мирная, идиллическая
картина как бы сошла с полотна фламандского художника.
Оставив лошадей на попечение рабочих и коллектора
около устья Семикачи, где решили ставить палатки, и под-
ходя в противоположный край поляны к зимовью, я крик-
нул: «Эй, кто дома?» И с трех сторон горы вразнобой перед-
разнили: «Эй... оо...аа». Акустика поляны была изумительной.
Через два километра от этой располагалась другая по-
ляна немного меньших размеров, о чем мы узнали на сле-
дующий день.
На мой крик из сарайчика вышел зимовщик. От изумле-
ния я несколько мгновений не мог произнести ни слова.
Он был копией пирата, запомнившейся с детства повести
«Остров сокровищ». Невысокого роста, широкий в плечах,
с неестественно длинными, почти до колен руками. Пестрая —
красная с желтым — рубаха, подпоясанная веревкой, оло-
чья из шкуры косули полузакрывали босые ноги. Седеющую
голову прикрывал красный в «горохах» платок с узлом
на правом ухе. В левом же ухе висела большая золотая
серьга. На рябом лице несколько шрамов — то ли от мед-
вежьих когтей, то ли от ножа. Так и казалось, что вот он
сейчас подойдет и сунет мне в руку черную метку — пиратский
знак самосуда. Но к удивлению, заговорил он очень любез-
129
но, ласковым голосом, резко контрастирующим с его пират-
ским обликом. Слащавость и чистый русский язык, без тени
свойственного здешним якутам акцента еще более усили-
вали недоверие к искренности его тона. Впрочем, недоверие
могло происходить от заранее составленного предвзятого
мнения. В Бодайбо, знакомя меня с некоторыми нюансами
его биографии, сказали, что семикачинского зимовщика
арестовали после гражданской войны в 1923—1924 году,
но вскоре отпустили, как и многих других преступников.
Они, живя в изоляции среди тайги, ничего существенно
вредного сделать не могли.
Вид зимовщика усугубил мое скверное настроение.
Мы давно не получали писем, а я особенно их ждал,
так как в Москве осталась моя семья и должен был именно
в конце августа появиться на свет наш с Надей первенец.
Надя писала, что ожидаются трудные роды. Волнение жены
передавалось и мне. Временами от воображения всяких ужа-
сов — последствий неудачных родов я не мог спокойно
работать, был невнимателен и часто раздражался.
К вечеру появился подотряд Киры. Она с бурной ра-
достью бросилась мне навстречу и вдруг померкла, встретив
равнодушное «здравствуй» и официальное пожатие руки.
Полевой сезон кончался. Были обследованы основные