Осторожно: злая инквизиция!
Шрифт:
Сейчас, после адреналинового секса, эта злость уже поутихла, но когда мы поднимались в квартиру — гнев клокотал вровень с краями.
Гнев, замешанный на разочаровании в женщине, с которой делишь постель.
Стоя под душем, я ухмыльнулся: вот же бесячая баба!
…но могла бы и просто сказать!
Уж кому-кому, а Ксюше стыдливость бы не помешала озвучить свои фантазии.
Хотя…
Я вспомнил накал, качели, которые протащили меня от бешенства до эйфории разрядки: пожалуй, да. Это было бы уже не то.
Я вышел из ванной и упал на кровать. Сил не было от слова «совсем», и я успел еще договориться со Свердловой не устраивать сексуальные пляски вокруг рабочих вопросов и провалился в сон.
В первый момент я не понял, что меня разбудило, но дернулся всем телом: проспал!
В комнате царили сумерки, а в приоткрытое на проветривание окно сочилась не южная жара, а вечерняя прохлада, и я, мысленно грязно ругаясь, торопливо выбрался из-под нежно-зеленой простыни.
Ну, поработал! Съездил! Опросил!
Точно помню, что устанавливал будильник на два часа дня. Видимо, отключил его, не просыпаясь.
Посмотрел на время — десятый час. Ничего ж себе, меня развезло…
Так, все — больше никакого секса в ущерб работе.
Желудок жалобно заурчал, и чутья коснулся умопомрачительный запах.
Понятно теперь, что именно меня разбудило.
Голод, убедившись, что его наконец заметили, скрутил желудок спазмом.
Натянув джинсы, я отправился к источнику божественных ароматов, то есть — на кухню.
А там…
А там была она.
Божественная. Прекрасная. Заставляющая сердце биться чаще.
Еда!
Ведьма, как раз вынимающая мясо из духовки, тоже была там.
Фартук поверх футболки, едва прикрывающей шикарную задницу, кухонные рукавицы, босые ноги…
Когда она оглянулась, вслух шутить насчет места женщины я не стал (горячий противень на голову — это не только больно, но и что потом есть?), но ухмылкой и взглядом дал понять все, что думаю об открывшейся картине.
Она сделала вид, что не заметила, но — хе-хе! — заметила!
Окинул взглядом фронт работ. Так-с, с чем тут требуется помощь?
Овощи уже порезаны в салат, осталось заправить, а вот что у нас булькает на плите?
Выключил-закрыл пыщущую жаром духовку, сдвинул крышку с тематической кастрюли, на боку которой исходил паром котел с зеленым варевом… О, картошка!
Потыкал вилкой — готова.
Где-то здесь я видел толкушку…
Стоя рядом, мы занимались каждый своим делом: я старался не ляпнуть себе «картофельный компресс» на голый торс, потому что фартук у Свердловой был только один и его уже украшала собой хозяйка, а Ксения мешала салат, мурлыкая себе под нос величайший хит всех времен и народов:
— «Я готовила еду — с лебедой череду,
Ты давился и рыдал — мал-помалу привыкал».
Идиллию нарушил дверной звонок.
— Сама не открывай, — одернул я ведьму, которая уже было направилась к входным дверям.
Скользнул к своим вещам, надел футболку. Активировал артефакты. Ощутил, как кончики пальцев закололо заемной силой. Все, можно и взглянуть.
За дверью стояла смутно знакомая старушка в седых кудельках и, решительно поджав губы, целеустремленно давила звонок.
Что могло понадобиться почтенной пенсионерке у соседки в половину десятого вечера?
Есть у меня предположение…
От тоскливого предчувствия заныли зубы.
На всякий случай убедившись, что гостья за дверью одна, я жестом пригласил Ксению взглянуть в глазок… Судя по тому, как ее перекосило по диагонали всем лицом, у нее тоже были догадки о целях визита.
Что, в общем-то, неудивительно — если учитывать, какой кошачий концерт мы устроили днем.
Обреченно щелкнув замками, крапивинская Хозяйка открыла дверь:
— Добрый вечер, Анна Гавриловна.
— Здравствуй, Ксения.
Пожилая дама, окинув Ксюшу прокурорским взглядом с головы до ног, сурово отчеканила:
— Ты опять не сдала деньги на уборку подъезда!
— Сейчас! — Свердлова с облегчением закрыла дверь перед соседкой, которая тут же принялась терзать звонок снова.
Я не удержался от расслабленного смешка.
Вернувшаяся Ксюша снова открыла дверь:
— Сколько там? — уточнила она, роясь в кошельке.
И беспрекословно отсчитала нужную сумму.
— Что, и даже без скандала? — вздернула выщипанную ниточкой бровь Анна Гавриловна, убирая в карман деньги. — Я приятно удивлена. Твой гость идет тебе на пользу, Ксюша!
Крапивинское кладбище встретило закрытыми воротами. Что логично — полночь же. Проехав мимо главного входа, я еще некоторое время под руководством штурмана (за штурмана выступала ведьма, как человек опытный, бывалый, а также обладающий массой иных достоинств) искал боковую калитку, у которой нас должны были ждать люди Свердловой.
А стоило остановиться — и в приоткрытое окно автомобиля ворвался писк, стрекот и даже птичье пение. Ну, положим, комаров и кузнечиков я опознал, а что это за сумасшедшая птаха перепутала день с ночью?
Ведьма на мой вопрос закатила глаза так, что это было понятно даже в неосвещенном салоне, по голосу:
— Это соловей, темнота!
Хмыкнув, прислушался — ну… если честно, то хрен его знает, за что эту пичугу прославили в веках как символ сладкогоголосья…
Поисковые импульсы, вернувшись, ткнулись в орденский медальон, сообщив, что ничего подозрительного, кроме двух одаренных мужчин, скрытых темными тушами кустов, не обнаружили.