Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз
Шрифт:
— Раз уж я П. Д. в Ж., — говорит он, — я весьма сожалею, мой дорогой Ритон, но я тебя увольняю. Начиная с этой минуты, ты пустой звук на борту. Выясняй отношения со своим характером.
Он напяливает фуражку на свою тыкву.
— Новым капитаном буду я!
Мы присохли, хотя находимся в открытом море; на нас словно душ пролился, хотя кругом всё сухо.
— Ты что, дядя! — вскрикивает Мари-Мари. — Ты же никогда не управлял кораблём!
Её дядя выглядит весьма необычно в белой фуражке с золотым галуном, которую он сдвинул на затылок.
— Слушай, мошка, ты думаешь, что мсье Дассо умеет делать самолёты или мсье Буссак шить рубашки? Капитан не рулит, а командует! И даже если я возьму в руки штурвал, я всё сделаю так, что не подкопаешься. Не забывай, что я занимался греблей на Марне, цыпа, и я умею плавать. Так, но это ещё не всё, я сейчас дам команду держать курс на Деконос и займусь расследованием.
— Ты? — смеюсь я.
— Йес, месье, я сам лично. Кто здесь капитан?
Он идёт к двери, но Рустон преграждает ему путь.
— Только через мой труп! — выкрикивает капитан.
— Почему бы и нет? — спокойно говорит Берю.
И делает экс-офицеру резкий аперкот, затем в самом деле перешагивает через его тело.
Перед тем как выйти, он обращается к нам. Без дружелюбности в глазах, без сентиментальности, без тепла.
Просто скала, капитан Берюрье! Гибралтарский утёс! Образец непреклонности, властности, как у всех настоящих шефов.
— Я сказал вам, что теперь всё будет по-другому. Зарубите это себе на носу: теперь я единственный хозяин на борту после Бога, чёрт возьми!
И Берю выходит.
В сильном возбуждении.
Глава 26
Ну вот, — вздыхает маман, — он приходит в себя.
Действительно, несколькими секундами позже Гектор начинает разглядывать потолок с видимым интересом.
— Тотор, — зову я, — ты меня слышишь?
Кузен шевелит губами. Да, он снова с нами.
— Не беспокойте его! — сухо шепчет ассистент врача.
В белом халате он выглядит весьма солидно. Стетоскоп свисает ему на грудь. Чувствуется, что он любит изображать из себя большого патрона, когда рядом нет его собственного. Чем больше я смотрю на него, тем больше у меня уверенности в том, что я его видел недавно. И не на корабле. Где и когда? Надо бы вспомнить…
— Я живой? — спрашивает Гектор едва слышно.
— Да, слава богу, старый хрен!
— Ничего у меня не получается, ни жизнь, ни смерть! — говорит большой (потому что единственный) шеф «Пинодэр Эдженси».
Звучит красиво и грустно, вы не находите? Несколько избито, но всё же благородно. Во всяком случае, волнующе. Такие слова не могут не тронуть сердца Фелиси. Она плачет.
— Не говорите так, Гектор! Вы не должны! Человек такого достоинства!
Кузен поворачивает к нам своё измождённое [95] лицо.
95
«Изможденное лицо» всегда впечатляет в описании. — Сан-А.
— Объясни нам причину твоей хандры, толстая колбаса, у тебя сразу прояснится в глазах.
— О, достаточно того, что я увидел, — жалуется несчастный.
— Да что же ты увидел, чёрт возьми?
— Камиллу и этого негодяя Абея! Она была голой в ванной, а он, свинья, хвастался, как он с ней обнимался, рассказывал с таким цинизмом, какие деликатесы ему делала моя возлюбленная… О, тысячу раз смерть! Давай, Гектор! Уйди в небытие!
Вот так, мои милые, представляете, холодный душ? Гектор и Камилла! У меня помутилось в голове!
— Как, Камилла? Что, Камилла? Ты что, знал её?
— Не так близко, как этот ужасный судовладелец, увы, — вздыхает мой несчастный родственник. — Ведь мы с ней обручены! Кольцо, что она носит и которым она ласкала тошнотворную плоть этого толстого курильщика сигар, это кольцо, Антуан, я надел ей на палец неделю назад. Камилла — моя сотрудница! Агент 0001 (она была секретаршей у Жана Минера [96] , перед тем как поступить ко мне). Я хотел её сделать своей компаньоншей, у неё способности; и своей женой, потому что она мне нравилась. И тут мне открылась жестокая правда. Потаскуха! Профура! Извращенка! Нимфоманка! Нимфовуменка! Магдалина! А ведь я к ней с уважением! Дарил ей фиалки! Целовал ногти! Смотрел на неё влажными глазами. Я даже не мог с ней говорить на «ты»! Открывал перед ней двери. И, представь (извиняюсь перед дамами), когда я шпокал какую-нибудь прошмандовку, чтобы убить время в ожидании женитьбы, я надевал чёрные очки и думал о ней. Вы не представляете, как я её обожал. Вот только мадемуазель меня держала за простака. Она уже мысленно наставляла мне рога! Будь она тысячу раз проклята! Красных Муравьёв ей в трусы! Да увянет её красота! Чтоб она стала беззубой! Облысела! Чтоб её кожа сморщилась! Чтоб она усохла, и моё кольцо упало с её пальца! Пусть она станет как скелет, чтобы на неё смотреть было тошно! О, да будет Богу угодно или чёрту, мне всё равно, но пусть она станет истинной гадостью! Пусть она вызывает ужас и внушает отвращение. Чтобы самых паршивых крыс тошнило от её вида! Чтобы зеркала мутнели, как только в них попадёт эта мерзость. Чтобы она мылась серной кислотой, мерзавка! Красилась экскрементами! Чтобы самцы, которые на неё влезали, гнили от самых ужасных венерок!
96
Жан Минер (1902–1986) — французский пионер рекламы и рекламного кино. Его номер телефона стал самым известным во Франции: Бальзак 0001. — Прим. пер.
Последнее желание вызывает во мне неприятную дрожь, и в глубине своей пламенной души я горячо желаю, чтобы Провидение не спешило исполнить тёмные желания моего кузена.
Он начинает давить мне на дела со своими выпадами в духе Абея!
— У тебя лирическая кома, поздравляю! — сухо бросаю я ему. — Лучше бы ты посвятил меня в эту историю, а я позабочусь об остальном.
— Кома? — пугается Гектор, вдруг сразу забыв о своём припадке ревности. — Я что, умру?
— Но ты же сам этого хотел!
Моя Фелиси, сердобольная душа, не выдерживает.
— Зачем ты его дразнишь, Антуан? Вам ничего не грозит, Гектор. Всё хорошо!
Успокоившись насчёт своего здоровья, кузен с новой силой ощутил боль в сердце. Вы знаете, никто не может избежать действия этого закона. Душевные муки наступают после телесных, и теперь уже требуется всё здоровье, чтобы перенести душевную боль.
— О, вы думаете, что всё хорошо, Фелиси? Большое спасибо! Женщина, которую я поставил на пьедестал, которой я хотел отдать свою жизнь и даже часть состояния, у которой на безымянном пальце блестит бриллиант, может быть, и не чистой воды, но его полкарата тоже чего-то стоят, та, что видится мне по ночам и вносит безумие в мои дни, из-за которой я не могу работать (что я и подтверждаю на этом проклятом корабле), её образ всегда стоит перед моими глазами, и я думаю только о ней, та, что приводит в расстройство мои органы, лишает меня аппетита, не даёт мне читать, у меня из-за неё снова начались запоры, та, которую я ждал столько времени, оказалась шлюхой, Фелиси! Профурой! Горизонтальной! Гостевой полостью! Машиной, которая говорит «да». Я считал, что она прямая, как «I», а она оказалась «Y», Фелиси! Перевёрнутой «Y». И вы меня уверяете, что всё хорошо, моя дорогая? О, как велико ваше благодушие! О, как вы недооцениваете жестокую действительность, святая женщина! Нет, Фелиси, нет, моя заботливая кузина, нет: всё плохо. Я обманут, мне наставили рога! И кто же это сделал? Человек, который мне платит! Я получал от него чеки, я потребляю его продукты, я сплю в его кровати, я плыву на его корабле. Если случится кораблекрушение, он будет звать мне на помощь своими SOS, даст мне спасательную шлюпку. Вот она, глубина человеческого отчаяния, Фелиси! Я вижу дно, да что там, я на нём стою! О, если бы вы видели, как мы её видели и любовались ею в ванной этого злодея! Красивую и голую с попочкой как у принцессы и бархатистой грудью с бутонами розы. О, восхитительное видение, которое позволило мне измерить то, что я потерял. О, восхитительные ягодицы! Антуан не даст мне соврать! Я отвечаю за свои слова. Я повторяю: вос-хи-ти-тель-ны-е! Боттичелли! Подлинный, не подделка! Ягодицы как врата, ведущие в Эдем, Фелиси! И они закрылись для меня навсегда!
— Этот тип отвратителен! — заявляет ассистент, подходя к двери в раздражении.
Я смотрю, как он виляет сиделкой. Нда, он прав. Слушать противно!
— Эй, доктор! — зову я.
Он оборачивается. Я чувствую настороженный взгляд позади его тёмных очков.
— Да?
— Я знаю, что мы где-то встречались, но не могу вспомнить, где и в каких обстоятельствах.
— Может быть, в прежней жизни, — шепчет человек в белом халате, — потому что я вас совершенно не помню!
Бамм! Получите! Без каких-то там церемоний. Он выходит.