Ответ
Шрифт:
— Сколько вагонеток выгружают за смену? — спросил Балинт крановщика, когда тот с очередной вагонеткой остановился над теплой ванной.
— Девяносто шесть.
— А сколько уже выгрузили?
— Устал? — спросил крановщик. — Штук сорок, я думаю. У двери стоит доска, мы на ней помечаем мелом. Сколько там черточек, столько и вагонеток.
Светало рано, но яркие чистые краски зари меркли в клубившемся перед окнами паре, сливались в унылую серую пелену. Балинта все сильней одолевала усталость. Тяжелые деревянные башмаки натерли ему ноги, суставы потеряли подвижность, руки налились свинцом. К счастью, аммиачный запах не позволял погрузиться в дремоту, первый же неосторожный сонный вдох, словно длинный нож, вонзался в легкие,
— Фальшивишь, приятель! — услышал он за спиной чей-то голос.
Позади него, за рельсами крана, стоял тот самый долговязый парень, держа руки в карманах и ехидно качая стриженной под машинку головой. Балинт мельком приметил его, когда шел с Йожи по генераторной; парень также работал толкачом, но на самых дальних мостках, так что во время работы они почти не видели друг друга. Балинт и сейчас глянул на него лишь вполглаза — сперва надо было покончить с очередной порцией. Он чувствовал спиной испытующий взгляд и насмешливую ухмылку парня, но от усталости ни на что не обращал внимания; теперь он двигался медленно, обдуманно, рассудком заставляя работать отупевшие мускулы, которые с каждой минутой становились все менее управляемы. Даже за ногами приходилось следить постоянно: колени подгибались, щиколотки подворачивались. Вытолкнув последний столбец, Балинт с трудом обернулся. Парень стоял все там же, Опершись на крюк, Балинт оглядел его.
— В чем дело? — спросил он.
Парень ухмылялся. — А я ничего не сказал.
— Разве? — Балинт продолжал его рассматривать. Руки-ноги у парня были смехотворно тощие, лицо вытянутое, веснушчатое, шея совершенно птичья. По лицу и по росту судя, он был года на два старше Балинта, по небрежным, бестолковым движениям — настолько же моложе. Балинт ему улыбнулся.
— Меня зовут Балинт Кёпе.
— Это не беда! — отозвался парень.
Балинт не знал, засмеяться ему или выругаться. — Какая же в том могла быть беда? — Парень смотрел на него в упор. — Я и сказал: не беда.
— Ну и ладно!
Ни тот, ни другой не отводили глаз. — Слыхал я имена и пострашней, — сказал парень немного погодя.
— Например?
— Яни Лехань.
— Кто это?
— Я… А ты, видать, здорово умаялся! Или всегда шарики туго крутятся?
— Всегда, — кивнул Балинт, — когда среди свиней оказываюсь. Не понимаю я ихнего хрюканья.
Он повернулся к парню спиной; крановщик как раз подвел к настилу новую вагонетку. Из двух форм лед не выскочил, Пришлось высвобождать его оттуда крюком. Балинт обливался потом, желудок беспрерывно сводило, словно его стягивали петлей. Он провел ладонью по куску льда и отер ею, влажной, холодной, лицо, это немного его освежило. Если он не ошибся в счете, до конца смены уже недалеко; с тех пор как он спрашивал крановщика, выгрузили штук пятьдесят вагонеток. Сорок да пятьдесят — девяносто, значит, осталось не так много. Длинный парень, второй толкач, должно быть, и вовсе справился с работой: он по-прежнему стоял у Балинта за спиной. Или просто на той стороне не хватило вагонеток? Балинт обернулся, но спрашивать парня не стал. На самый худой конец, осталось еще десять заходов, как-нибудь выдержит. Он опять освежил лицо.
Прошло еще полчаса. На дворе совсем рассвело, труба соседнего завода медленно выступила из тумана и приблизилась к подернутому испариной окну. В скудно освещенной генераторной очертания предметов расплылись, тени поблекли, фигуры людей словно подтаяли. Ледяные столбцы тоже как будто уснули: они бежали медленней, потеряв или вобрав в себя прежнюю белизну.
Дядя Йожи с улицы подозвал Балинта. — Сколько прошло вагонеток? — спросил он. — Не знаю, — ответил Балинт. — Девяносто пять небось.
— Вряд ли, — крикнул снизу дядя Йожи. — Столько телег я не нагрузил! Считать не считал, но столько не может быть.
— Сколько вагонеток выгружают на телегу? — спросил
— Десять.
— Так много! — удивился мальчик. — Это двести сорок штук.
— Так и есть, — подтвердил Йожи. — Спроси там, сколько уже выгружено или сам посмотри на доске! Думаю, вагонеток восемьдесят, ну восемьдесят пять выгрузили, не больше.
У мальчика опять свело живот судорогой. — Простите, господин Надь, — обратился он к проходившему мимо слесарю с инструментальным ящичком в руке, — грузчик с телеги спрашивает, сколько выгружено вагонеток.
— Семьдесят восемь.
— Быть не может! — непроизвольно воскликнул Балинт.
Слесарь остановился, повернул к нему улыбчивое, простроченное тенями лицо.
— До точки дошел, сынок? — спросил он. — Семьдесят восемь, я только что смотрел. Крепись, еще на часок наберись силенок, а там беги домой, к мамке своей.
— Семьдесят восемь, дядя Йожи! — крикнул Балинт, приблизив лицо к погрузочному тоннелю.
Не мог же он объяснять всем и каждому, что это у него вторая бессонная ночь, что и тело и душа его вымотаны новыми впечатлениями куда сильнее, чем самой работой, что, приди он сюда со свежими силами, проработал бы и вдвое больше! Он стыдился не того, что не справляется, а того, что это по нему видно, хотя добрая половина его утомления относится не к этой ночи. Но когда час спустя за спиной у него остановился мастер Ходус, Балинт последним усилием воли встряхнулся, и — усталости как не бывало. Чувствуя на спине взгляд старого мастера, живо представляя его вправо-влево кивающий нос и хоровод потревоженных морщин вокруг, он работал так быстро и ловко, словно заступил всего час назад. Только лицо, он чувствовал это, стало вдруг деревянным.
Он даже не обернулся, пока мастер сам не окликнул его.
— Ну, идет дело?
— Идет, — сказал Балинт. Он стоял прямо и не опирался на крюк.
— До девяти утра продержишься?
Балинт отвел глаза.
— Продержусь.
— Вот и ладно, — кивнул мастер. — Но в три часа опять заступать.
— Заступлю, — ответил Балинт, не подымая глаз.
Мастер кивнул опять.
— Поглядим. Зовут-то как?
— Балинт Кёпе.
— Ну-ну, — буркнул мастер.
На руке у него покачивалась коричневая плетеная корзинка: всем работавшим в ночной смене полагалось из нее по полкило хлеба и четверть кило колбасы. Десять минут спустя сменили всех, дядю Йожи в том числе. Балинт остался на своем месте.
— Продержишься? — спросил Йожи. Мальчик молча кивнул. — Не знаю, какая муха старика укусила, — сумрачно проговорил Йожи. — Совсем ухайдакать тебя хочет, что ли? И сменщик вовремя явился — так нет, он отослал его с каким-то поручением! Может, сказать, чтоб отпустил тебя?
— Не надо.
— Оно-то и лучше, — рассудил Йожи. — Как знать, заикнись я про это, он тебя и выставит. Ну, а выдюжишь еще четыре часа, тогда уж место за тобой.
Мальчик кивнул. — Ладно, ничего.
Он присел на перекладину, поджал ноги. Если хорошенько использовать свободные промежутки между вагонетками, давая двух-трехминутный отдых рукам, ногам, пояснице, если дышать глубоко и ровно, работаться будет легче. Теперь он не боялся, что уснет сидя, его уже не клонило в сон, только глаза горели и стучало в висках. Ничего, черт возьми, выдержу, думал он, чтоб я да не выдержал, ну не-ет! Балинт коротко, негромко свистнул — радуясь, что решение принято, и подбадривая себя, чтобы выполнить его.
— И опять фальшивишь! — услышал он за спиной голос долговязого парня.
Балинт обернулся. Парень все еще был в спецовке, в деревянных башмаках, руки по-прежнему держал в карманах. — Так как же зовут тебя? — спросил он.
— Я уже говорил, — в упор глядя на парня, сказал Балинт.
— Ты это серьезно?
— Серьезно. — Парень ухмыльнулся: — Не беда!
— Конечно, не беда!
— Главное, чтобы ты был доволен собой. — Долговязый парень по-прежнему ухмылялся. — Такие-то раньше всех спотыкаются.