Отягощенные злом
Шрифт:
Вой мотора… черт, прозевал!
Уходит…
– Смотри на меня, смотри на меня!
Человек подслеповато смотрит на свет, зрачки почти не реагируют. Контузия, может быть, что и шок.
– Займись!
– Есть!
В каждой штурмовой команде один из восьми имеет навыки полевого санитара и все необходимое. В их работе бывает так, что даже минута – рубеж между жизнью и смертью…
Один из бойцов поднимает с пола камеру, перебирает пальцами по змеящемуся, уходящему в темноту проводу.
– Господин капитан, камера не повреждена. Трансляция.
Командир группы
– Что значит «трансляция»?
– Ну, эти, господин капитан. Они тут камеру поставили и к Интернету подключили. Трансляцию казни в прямом эфире устроить хотели. До сих пор работает, не повреждена. Я хотел выключить, да без распоряжения…
– Работает, значит… Ну-ка, подержи…
Командир группы спецназа подходит к камере. Медленно стягивает шлем с ПНВ, затем и маску…
– Снимаешь?
– Снимаю, господин капитан-лейтенант.
– Подальше держи… вот так.
– Доброе утро, твари обрезанные… – недобро начинает капитан-лейтенант Островский, – в программе передач «Джихад-ТВ» произошли небольшие изменения. Диктор смылся, оператор спился, а режиссер сдох, такие вот изменения. В связи с этим «Джихад-ТВ» прерывает свою трансляцию и желает вам хорошего дня. Возможно, последнего. Ждите, твари, да хорошо ждите – скоро мы и за вами придем…
И, выхватив пистолет, Островский выстрелил в камеру, да так, что оператор едва руку не вывихнул от удара.
Вертолеты, которые выводили группу на задание, были мелкосерийными, у этих вертолетов была своя функция на авианосце – спасение сбитых летчиков. В числе прочего потребного для этого оборудования на этом вертолете есть лебедка, на конце которой – приспособление в виде конуса, тяжелое, это сделано для того, чтобы можно было пробить лесную крону, чтобы вытащить находящегося на земле летчика. Внизу она раскрывается, превращаясь в нечто вроде рыболовной сетки, какой пацаны ловят в заводях мелочь, размер у нее примерно полтора метра в размахе и с запасом – она выдерживает нагрузку до восьмисот килограммов, как и сама лебедка.
Как и положено в таких ситуациях, командование на вертолете перешло от пилота к офицеру-спасателю. Вися на ремнях на расстоянии в двадцать с лишним метров над землей, он стравливал лебедку и одновременно во все горло орал команды пилоту:
– Давай, правее, правее! Да не так сильно! Не раскачивай вертолет!
– Черт, здесь воздушный поток с гор! Нас сносит!
– Фиксируй, говорю!
Внизу замелькал химический источник света – кто-то подавал им команды, держа в руке.
– Ага, готово! Да держи ты!
Лебедка травилась вниз, капитан молился только о том, чтобы не зацепить ее за что-нибудь. Вырвет лебедку, и это в лучшем случае. А то и вертолет перевернет…
– Фиксируй, говорю. Фиксируй!
– Автопилот не справляется, фиксирую вручную.
– Давай!
От здания потащили кого-то, его прикрывали, ощетинившись стволами автоматов. Либо кто-то раненый, либо вытащили заложника.
Капитан отвернулся, проорал бортстрелку, отслеживающему порт стволом «Минигана»:
– Спускай веревку, что в пулемет вцепился?!
– Не имею права! [46]
– Спускай, говорю!
Бортстрелок бросает пулемет, чтобы сбросить вниз лестницу. Чем быстрее отряд поднимется на борт, тем меньше шансов, что будут какие-то неприятности.
С земли снова отсигналили – теперь «вира», – и офицер начал поднимать полную корзину. Кажется, заложник…
Спецназовцы карабкались по лестнице, вваливались в вертолет, капитан машинально считал их: они имеют право покинуть зону высадки, если все будут на борту. Чем дальше он считал, тем отчетливее понимал, что кого-то не хватает…
46
Каждый на борту выполняет свои функции, и бортстрелок не имеет права покидать свой пост – особенно когда вертолет висит и наиболее уязвим.
– Где остальные? – проорал он на ухо спецназовцу.
– Трое в преследовании! Объект сбежал! – проорал он в ответ.
– И как мне их искать, мать твою?
– Смещайся западнее!
– Что?!
– Западнее давай!
Город был построен так, что в нем, в исторической его части, не было тротуаров, совсем, абсолютная дикость для европейского города и норма для арабского: ослы, люди и машины здесь неспешно идут одной и той же дорогой. Здесь, в Ас-Суэйре, была и своя специфика – город был построен на горном склоне, потому параллельные побережью улицы соединялись между собой не секущими улицами, а лестницами, построенными между домами. Выход из этих лестниц шел прямо на дорогу…
Рында мчался, перепрыгивая через ступеньки и не думая о себе, в любой момент можно было упасть, что-то сломать, а то и свернуть себе шею. Можно было со всего маха вылететь на дорогу и попасть под колеса. Но Рында все равно бежал, потому что только так, бегом со всех сил, он мог обогнать быстро идущую машину…
Машина промелькнула перед ним черной тенью, еще пара секунд – и он вылетел бы аккурат под колеса, аж воздухом на него пахнуло. Его окатило волной ужаса, но он не потерял здравого рассудка… его готовили и к этому, в центре подготовки есть специальная комната, ты идешь – и вдруг пол под ногами проваливается, и ты с десяти метров падаешь в воду… в ловушку, там нет ни света, ни выхода. Точнее, выход есть… надо сохранить самообладание, привести в порядок дыхание, нырнуть, исследовать стены… и там ты обязательно найдешь подводный лаз. Но на такое способны далеко не все… на прошлом выпуске курсант впал в такую панику, что наглотался воды и его не смогли спасти…
Он выскочил из-за угла и сделал несколько выстрелов вслед уходящей машине. Попал или нет – неизвестно, в таких делах никогда не знаешь, попал или нет. Машина завернула за угол… и тут же раздался сильный удар… грохот…
Попал.
Рында побежал следом – один, в незнакомом и взбудораженном городе. Здесь не шла война, люди не были напуганы – и потому открывали ставни, выглядывали на улицу, пытаясь понять, что происходит…
Машина, скособочившись, стояла у ограждения… здесь стояло высокое ограждение, чтобы машина не могла упасть с дороги вниз – такие случаи раньше были. Дверь машины со стороны переднего пассажира была открыта, из машины выбирался человек. Рында заметил, что у него, кажется, есть автомат.