Ожерелье королевы
Шрифт:
— А что случится тогда?
— Я предложу вам другие условия.
— Тогда берегитесь в свою очередь.
— Чего?
— Всего.
— Так скажите.
— Я здесь у себя.
— И…
— И если я найду эти условия неразумными, то призову своих слуг.
Кардинал рассмеялся.
— Ну вот, видите? — сказала графиня.
— Ничего не вижу, — отвечал кардинал.
— Вы видите, что вы смеялись надо мной?
— Почему?
— Однако вы смеетесь!
— Но это мне сейчас кажется вполне уместным.
— Да, вполне уместным, так как вы прекрасно знаете, что если я позову слуг, то они не явятся, — сказала графиня.
— Нет, явятся, черт подери!
— Фи, монсеньер!
— Что я такое сделал?
— Вы помянули черта, монсеньер.
— Но здесь я не кардинал, графиня; я здесь у вас, так сказать, в роли ухаживателя.
И он снова рассмеялся.
«Право, — сказала себе графиня, — это несомненно превосходный человек».
— Кстати, — сказал кардинал, как будто бы у него только что неожиданно мелькнула другая мысль, — что вы рассказывали мне прошлый раз о двух дамах-благотворительницах, о двух немках?
— О дамах, у которых был тот портрет? — переспросила Жанна, которая после того, как увидела королеву, была готова отразить неожиданное нападение.
— Да, именно о дамах с портретом.
— Монсеньер, — сказала г-жа де Ламотт, устремив взор на кардинала, — вы знаете их так же хорошо, как и я, держу пари, что даже лучше.
— Я? О графиня, вы обижаете меня! Разве вы не выразили желания узнать, кто они?
— Конечно. Ведь, мне кажется, вполне естественно желать узнать имя своих благодетельниц.
— Ну, если бы я знал, кто они, вы бы также знали это.
— Господин кардинал, я вам говорю, что вы знаете этих дам.
— Нет.
— Повторите свое «нет» еще раз, и я назову вас лжецом.
— О! А я отомщу вам за оскорбление.
— Каким это образом?
— Поцеловав вас.
— Господин посланник при венском дворе! Большой друг императрицы Марии Терезии! Мне кажется, что вы, хотя сходство невелико, должны были узнать портрет вашей приятельницы.
— Так это действительно был портрет Марии Терезии, графиня?
— Продолжайте притворяться, что не знали этого, господин дипломат!
— Ну хорошо… Если бы я, положим, и узнал императрицу Марию Терезию, то что же бы это доказывало?
— То, что, узнав портрет Марии Терезии, вы должны были догадаться, кто те женщины, которым принадлежал портрет.
— Но как я могу догадаться об этом? — спросил с некоторым беспокойством кардинал.
— Да просто потому, что портрет матери — а это портрет матери, а не императрицы, заметьте, — довольно необычно увидеть в иных руках, кроме как…
— Договаривайте.
— … кроме как в руках дочери.
— Королева! — воскликнул Луи де Роган с такой искренней интонацией, что обманул Жанну. — Королева! Ее величество была у вас!
— Как, сударь, вы не догадались, что это была она?
— Боже мой, нет, — отвечал кардинал совершенно естественным тоном, — нет. В Венгрии портреты коронованных особ обыкновенно передаются из семьи в семью. Так, например, я, присутствующий здесь, не сын, не дочь и даже не родственник Марии Терезии, а между тем у меня есть ее портрет.
— Он при вас, монсеньер?
— Смотрите, — холодно отвечал кардинал.
И, вынув из кармана табакерку, он показал ее озадаченной Жанне.
— Итак, вы видите, — прибавил он, — что если этот портрет может быть у меня, не имеющего чести принадлежать к императорской семье, то его мог забыть у вас и кто-нибудь другой, не принадлежащий к австрийскому августейшему дому.
Жанна замолчала. Она имела все задатки дипломата, но ей не хватало практики.
— Итак, по вашему мнению, — продолжал принц Луи, — у вас была королева Мария Антуанетта?
— Да, королева с другой дамой.
— С госпожой де Полиньяк?
— Не знаю.
— С госпожой де Ламбаль?
— С красивой и очень серьезной молодой женщиной.
— Может быть, с мадемуазель де Таверне?
— Возможно; я ее не знаю.
— Но если ее величество посетила вас, то вы, значит, можете быть уверены в покровительстве королевы. Это для вас большой шаг к удаче.
— Я тоже так думаю, монсеньер.
— Ее величество, простите мой вопрос, была щедра к вам?
— Она мне дала, кажется, сто луидоров.
— О! Но ее величество не богата, особенно сейчас.
— Это лишь удваивает мою благодарность.
— И что же, она проявила к вам особый интерес?
— Да, и довольно живой!
— В таком случае все обстоит благополучно, — сказал прелат, забывая на время о покровительствуемой и задумавшись о покровительнице. — Вам, значит, остается добиться еще только одного.
— Чего именно?
— Проникнуть в Версаль.
Графиня улыбнулась.
— Не будем обманывать себя, графиня: в этом-то и заключается главная трудность.
Графиня снова улыбнулась, еще более многозначительно, чем в первый раз.
Кардинал также улыбнулся.
— Действительно, вам, провинциалкам, — начал он, — все кажется просто. Увидав Версаль с его открытыми воротами и с лестницами, по которым поднимаются люди, вы воображаете себе, что всякий, кто хочет, может отворить решетки этих ворот и подняться по этим лестницам. Видели ли вы, графиня, те чудовища из бронзы, мрамора или свинца, которые украшают парк и террасы Версаля?
— Да, монсеньер.