Падение жирондистов
Шрифт:
В политической области исследователи отмечают характерный для этих районов полный захват немногочисленной здесь городской буржуазией власти на местах. Крестьянство не было представлено ни в администрации, ни в национальной гвардии. Так получилось, что на страже интересов буржуа-землевладельца оказались буржуа-чиновники и буржуазная национальная гвардия.
Декрет о наборе 300 тыс. волонтеров оказался последней каплей, переполнившей чашу крестьянского терпения. Освобождение от набора должностных лиц (буржуа), национальных гвардейцев (из буржуазии) и фактически землевладельцев (так как набор распространялся только на неженатых мужчин от 18 до 40 лет), тоже в значительной степени буржуа, разъярило крестьян. Очень часто в Вандее (как, впрочем, и в других сельских районах) можно было услышать, что республику пусть защищают скупщики национальных имуществ и вообще те, кто больше всего выиграл от революции.
Об особых мотивах в выступлениях отдельных слоев крестьянства судить значительно труднее. Противником буржуазии, ставшим здесь врагом революции и республики, обычно в современной историографии называют крестьянство в целом, порой пишут о конфликте между деревней и городом. Очевидцев поражала сплоченность вандейского воинства: у них создавалось впечатление, что восстал весь край, что «выступили все, вплоть до детей 10–12 лет»{94}. Характерны выборы «капитана деревни» в мятежном войске. Традиционная социальная организация крестьян становилась организацией мятежа: деревенская община — боевой единицей. Все это свидетельствует о массовости выступления, которой не было бы в случае глубокого расслоения крестьянства.
Отдельные факты позволяют предполагать, что в основе выступления в Вандее лежал протест имущей части сельского населения — мелких хозяйчиков, тяглового крестьянства. Исследователи отмечают очень характерные жалобы на налоги, прежде всего поземельный. В воззвании от 27 марта 1793 г. к восставшим крестьянам комиссары Конвента в департаментах Вандея и Де Севр объявляли об отмене патентов и обещали, что Конвент незамедлительно займется изменением условий налога на движимость для жителей деревни{95}. Не менее интересно, какие социальные козыри пытались использовать для уговоров мятежных крестьян власти Вандеи в обращении, выпущенном 21 августа. Они напоминали крестьянам об упразднении привилегий, о том, что различные формы феодальных повинностей «не отягощают больше собственность и промысел», объявляли об отмене патентов и о том, что «Конвент занимается вопросом об уменьшении тяжести налогов»{96}.
Но были особые мотивы недовольства и у неимущих слоев. В сводке, составленной на основе анкетного обследования 1790 г., среди причин «бедности» и «нищенства» в очагах будущего мятежа особо подчеркивались такие, как отсутствие работы и дороговизна продуктов{97}. Упадок сельских ремесел, широко распространенных в Може и других районах, также считают серьезной причиной недовольства революцией.
По всем признакам в районах вандейского мятежа буржуазная республика столкнулась не со средневековой «глыбой». Аграрная эволюция происходила и здесь, но медленно, в консервативном русле, без обострения социального антагонизма. Сохранялись традиционный уклад жизни, традиционная вера крестьян и их патриархальные отношения с кюре и изобиловавшим в этих небогатых районах мелким дворянством. Обострение социального антагонизма принесла революция, и крестьянство противостояло вторжению в привычный мир новых отношений, носителями которых были буржуа из окрестных городков и городов. В Вандее слаборазвитый экономически город не вел, а отталкивал деревню. Предоставленная сама себе вандейская деревня пошла в копце концов за своими католическими пастырями и роялистским дворянством, поскольку те составляли часть ее традиционного мира.
Специфика социальных отношений, экономического и политического положения районов вандейского мятежа, безусловно, предопределила особый характер борьбы, но и у крестьянства других областей Франции были веские причины для недовольства аграрной политикой, которую проводили буржуазные круги, захватившие в результате революции власть в Учредительном и Законодательном собрании страны. Озабоченные ограждением интересов той части буржуазии, которая присваивала феодальную ренту, жизненно заинтересованные в нерушимости принципа частной собственности, правившие страной, они сопротивлялись радикальному решению аграрного вопроса. Деятельность жирондистского Конвента не была исключением.
Крестьянское движение весной 1792 г., которое А. В. Адо по размаху и значению сравнивает с «жакерией» 1789 г.{98}, нанесло сильный удар по феодальным отношениям и отразилось после победы восстания 10 августа в ряде декретов Законодательного собрания. Право феодалов на сохранившиеся формы повинностей и выкуп за них становилось труднодоказуемым. Следовало представить подлинные акты о первоначальной уступке земли, т. е. документы XV–XVI или еще более ранних веков. И хотя крестьянство в массе прекращало выплату повинностей, во-первых, даже в 1793 г. это явление еще не было повсеместным, а во-вторых, крестьяне были озабочены юридическим закреплением завоеванного положения. Для полной ликвидации феодальных отношений и в качестве гарантии против возвращения старых порядков крестьяне требовали сожжения феодальных грамот.
Жирондистский Конвент не пошел навстречу этому требованию. Он упорно стремился защитить интересы собственников, землевладельцев, в том числе и бывших феодалов, от притязаний крестьян. «Право собственности должно уважаться, в чьих бы руках она ни находилась», — писал 21 декабря 1792 г. министр юстиции Гара, призывая Конвент оградить бывших феодалов от попыток крестьян добиться возмещения убытков, понесенных ими в результате различных столкновений с сеньориальной администрацией (различные штрафы и т. п.){99}. Принцип «уважения к собственности» побудил жирондистов в феврале 1793 г. возражать против принятия декрета о прекращении дел и немедленном освобождении крестьян, обвиненных в правонарушениях, которые были совершены во время антифеодальных выступлений{100}.
Сохранение остатков феодального режима было не единственным и, вероятно, не главным в политике жирондистов, что вызвало недовольство крестьян. «Когда в последние годы старого порядка крестьянин спрашивал себя, как ему облегчить свою нужду, он, прежде всего, начинал помышлять о том, чтобы получить немножко земли»{101}. По мере ликвидации феодального гнета проблема крестьянского малоземелья все более выдвигалась на передний план.
Революционное государство в 1792–1793 гг. располагало реальными возможностями по крайней мере частичного решения этой проблемы. В его руках находились два крупных земельных фонда: владения церкви и эмигрантов. Однако при распродаже первого, изрядно продвинувшейся к этому времени, львиную долю захватила более состоятельная городская буржуазия. Крестьянство было жизненно заинтересовано в устранении столь могущественного конкурента и поэтому требовало распределения второго фонда — владений эмигрантов без торгов мелкими участками с выплатой в рассрочку или за ренту.
Требование крестьянской массы нашло отражение в одном из последних декретов Законодательного собрания (2 сентября 1792 г.). Однако постановлением 11 ноября Конвент приостановил действие декрета. В это время было отложено и решение вопроса о разделе общинных земель, в котором отдельные слои крестьянства, в частности беднейшего, видели способ смягчения своего безземелья.
Интересы крестьянской массы столкнулись с интересами буржуазии, и защищавшее последние жирондистское большинство Конвента, понимая, что оно не может навязать свою волю крестьянам, стремилось воспрепятствовать решению этих вопросов до лучших времен, до установления «порядка». Жирондистский Конвент так и не снял запрета с распродажи эмигрантских земель и в то же время успел вмешаться в продажу национальных имуществ первого рода (земель церкви). 24 апреля 1793 г. был принят декрет, запрещавший «ассоциации в составе всего или значительной части населения коммуны для покупки предназначенного к продаже имущества и последующего перераспределения его или раздела между указанным населением»{102}.
Крестьяне лишались эффективного средства в борьбе на торгах с более денежными конкурентами из городской буржуазии. Придание декрету обратной силы еще более подчеркивало насильственный характер этого враждебного крестьянам законодательного акта. В результате все покупки крестьянами земли, сделанные посредством складчин, оказались под угрозой.
Был еще один вопрос, в котором политика жирондистского Конвента вызывала сильное возмущение значительной части сельского населения. Столкнувшись в первые недели своей деятельности с возобновлением движения «таксаторов цен» — протестом деревенской бедноты департаментов парижского района и других областей товарного хозяйства против дороговизны хлеба, Конвент по настоянию жирондистов направил в эти районы войска, и такие же жестокие репрессии, как в апреле 1792 г., еще до свержения монархии, «восстановили порядок в Босе»{103}.