Падение жирондистов
Шрифт:
Других попыток организовать движение секций во время кризиса не было. Жирондистам удалось в тот момент избежать «взрыва общего негодования, который их уничтожил бы»{68}. После окончания кризиса Марат отметил, что «антипатриотическую клику некоторое время терзал страх перед общественным возмездием, но вскоре она была успокоена бездействием народа, ибо то, что не делается сразу, не делается вообще»{69}.
Пессимистическое пророчество Марата на этот раз не оправдалось. «Взрыв общего негодования» был лишь отсрочен. В народе уже с начала марта стало распространяться мнение, что все его усилия и жертвы в борьбе с врагами революции не дают результата из-за деятельности прожирондистского Исполнительного совета, политики жирондистского большинства Конвента. Предательство Дюмурье, связь которого с жирондистами была разоблачена вождями якобинцев, агитаторами с улиц, активистами секций и народных обществ, привело парижский люд к убеждению в существовании заговора. «Повсеместно говорят, — свидетельствовала полиция 5–6 апреля, — что предатель Дюмурье не мог бы выработать своего контрреволюционного плана без тайного сговора с частью Конвента»{70}.
Жирондисты почувствовали, что теряют почву под ногами. Даже в Конвенте их господство не было полным. Мысли о безотлагательности радикальной организации исполнительной власти, о наделении Конвента функциями высшего исполнительного органа, короче говоря, о необходимости централизации управления, развитые Робеспьером и Дантоном еще на первом этапе кризиса (8–11 марта) и вложенные Маратом в лаконичную, парадоксальную формулу о необходимости «деспотизма свободы»{71}, все больше осознавались в Конвенте как требование общественного спасения. 6 апреля после продолжительных дебатов, несмотря на яростные вопли жирондистов о «диктатуре» и «тирании», приняли решение создать Комитет общественного спасения, орган, которому суждено было великое будущее. Чувствительный удар получили жирондисты и при выборах в новый комитет: ни один из них не был избран. Зато в комитет вошли Дантон и Делакруа. Тем самым Болото продемонстрировало, что не верит клевете жирондистов, объявивших Дантона соучастником Дюмурье.
Жирондистские лидеры, как и после событий 9– 10 марта, решили энергичной контратакой восстановить положение. Первый удар они нанесли самому ненавистному им вождю якобинцев, который еще 2 марта открыто назвал их «контрреволюционерами»{72} и по адресу которого они не раз кричали: «В Аббатство его, в Аббатство!»[3]. Они выбрали Марата, потому что своими призывами к революционному террору, своим «безжалостным срыванием масок»{73} он внушал наибольший страх Болоту, но в замыслы Гюаде, выступившего застрельщиком атаки, входил полный разгром якобинцев. Марату инкриминировалось обращение Якобинского клуба от 5 апреля, подписанное им в качестве председателя и призывавшее провинциальные общества добиться осуждения депутатов-жирондистов в департаментах. А в заключение своей речи, которую Гюаде не дали закончить, тот собирался потребовать опечатания бумаг Якобинского и Кордельерского клубов и роспуска муниципальных властей Парижа{74}.
Жирондистам удалось увлечь за собой Болото. 12 апреля они добились декрета об аресте Марата. Словесная перепалка перешла, таким образом, в борьбу не на жизнь, а на смерть. Преследование Марата, лишение его депутатской неприкосновенности, как отметил Маркс, создали «непосредственный прецедент для событий 31 мая»{75}.
Однако победой жирондистов в Конвенте борьба не закончилась, она переносилась на другую почву. Решить судьбу Марата надлежало Революционному трибуналу, судьи и присяжные которого были тесно связаны с муниципальными властями и секциями Парижа. Между тем в те апрельские дни уже зарождалось широкое антижирондистское движение парижских секций, чего так ждали лидеры якобинцев девятью днями раньше. 8 апреля в петиции Конвенту секция Бон-Консей обвинила жирондистов в причастности к заговору Дюмурье, в том, что они препятствуют обсуждению в Конвенте вопросов обороны, клевещут на парижан, на народные общества, и потребовала, чтобы монтаньяры покончили с жирондистами, прибегнув к силе закона{76}. Резко антижирондистским было в тот день и выступление секции Май, которую вновь возглавил Мёссар.
10 апреля жирондист Петион зачитал в Конвенте попавший к нему проект петиции парижских секций, выработанный активистами секции Хлебного рынка. Это был яркий обличительный документ. Его авторы не перечисляли обвинения против жирондистов, их вину они считали доказанной, и авторы обрушили свой гнев на сам Конвент, большинство членов которого, по их мнению, были «коррумпированы», за снисходительность к преступным действиям Дюмурье и жирондистов. Конвенту досталось и за то, что до сих пор не был издан декрет против скупщиков предметов первой необходимости и спекулянтов звонкой монетой.
«Двадцать раз вы обещали удовлетворить столь справедливые требования; однако зло увеличивается с каждым днем, а вы взираете на него спокойно. Означает ли это, что есть среди вас люди, заинтересованные в покровительстве монополиям? Или, может быть, иные надеются, что народ, утомленный недоступностью предметов первой необходимости из-з$ их дороговизны, смиренно попросит помощи и оков? Ошибаются те, кто так думает».
Авторы обращения требовали обвинительного декрета против преступных депутатов и замены тех, «у кого нет мужества защитить Республику». Оно заканчивалось горячим призывом к монтаньярам: «Спасите Республику! Если вы чувствуете себя не достаточно сильными, имейте мужество сказать нам об этом откровенно; мы возьмемся за ее спасение. Кризис, переживаемый нами, должен быть последним. Или вся Франция погибнет, или Республика победит!»{77}.
Секция Хлебного рынка, принявшая этот проект петиции, стремилась добиться присоединения к нему других парижских секций и вечером того же дня, 10 апреля, представила его на суд якобинцев. Робеспьер признал документ в основе хорошим, но потребовал внесения в него значительных поправок. Прежде всего ему не понравился угрожающий тон петиции: авторы обращались к членам Конвента со словами: «Послушайте нас последний раз…», и т. д. Конечно, Робеспьер отверг и утверждения о том, что большинство Конвента «коррумпировано». Он пожелал, чтобы текст петиции стал приемлемым для всех «друзей свободы», чтобы он был одобрен большинством и не вызвал возмущения департаментов{78}.
В поправках, которые предложил Робеспьер, отразились некоторые общие принципы его стратегии: убеждение в возможности привлечения большинства Конвента на сторону якобинцев, уважение прерогативы национального представительства и признание недопустимости его роспуска. Но сказалось, конечно, и то, что «девятый вал» кризиса, связанного с предательством Дюмурье, миновал, и якобинские вожди сочли необходимым изменить тактику. Характерно, что Робеспьер в многочасовой речи утром 10 апреля, разоблачив политическую линию жирондистских лидеров со времени Законодательного собрания, воздержался от того, чтобы, как он сделал это 3 апреля, решительно и недвусмысленно потребовать обвинительного декрета против них. Он и его соратники вновь главное внимание обратили на борьбу за общественное мнение всей страны. 5 апреля Якобинский клуб постановляет: направить народным обществам новое обращение, в котором призвать департаменты «наводнить Конвент петициями, выражающими официальное требование немедленного отзыва» жирондистских лидеров{79}. Робеспьер предлагает активизировать деятельность корреспондентского комитета клуба (информировавшего провинциальные народные общества о делах центрального столичного общества) и приступить к изданию патриотических газет и т. д. Вожди якобинцев стремились добиться благожелательного волеизъявления департаментов.
А делегаты 35 парижских секций, собравшись во дворце Епископства, переработали проект петиции секции Хлебного рынка в духе предложений Робеспьера и 15 апреля представили его в Конвент. В окончательном варианте обвинительная часть проекта была значительно расширена и заострена против жирондистов. С самого начала оговаривалось, что «большинство Конвента чистое» и что петиционерам чужда «анархическая» идея его роспуска. Но 22 депутата-жирондиста были поименно названы и осуждены как нарушившие, по мнению парижан, волю своих избирателей. Сформулировав обвинительный акт против жирондистских лидеров{80}, парижские секции отказались от вынесения приговора. Они требовали, чтобы выраженное ими мнение вместе со списком обвиняемых депутатов было послано в департаменты, присоединение которых, как они считали, даст ему силу закона и приведет к изгнанию из Конвента поименованных жирондистских лидеров{81}.
Итак, большинство парижских секций впервые определенно и официально высказало свое отрицательное отношение к жирондистам и их пребыванию у власти. У антижирондистского движения появился лозунг — устранить из Конвента 22 жирондистских лидера. Петиция 15 апреля, разработанная активистами секций под влиянием Горы и при тесном контакте с якобинскими лидерами, включая Дантона{82}, явилась выражением политического союза монтаньяров с парижскими секциями. В убедительную демонстрацию союза вылился и процесс над Маратом.