Палаццо Сольяно
Шрифт:
Урсула улыбнулась воспоминанию, закрыла глаза и стала слушать любимую симфонию – музыка успокоила ее и придала сил. Она распахнула окна, надела светлый хлопковый костюм, висевший в шкафу несколько лет, и вышла. Урсула села в метро – вышла на площади Сан Бабила, и свернула на корсо Маттеотти. Ноги сами привели ее к ювелирному магазину, где она какое-то время работала в юности. Она остановилась, глядя на драгоценности в витрине. Владельцы магазина давно поменялись, однако качество осталось неизменным. Урсула дошла до маленького бара на углу виа Верри, где всегда быстро обедала в перерыв. Она вспомнила, как постепенно подружилась с Тонино, молоденьким официантом-неаполитанцем, который всегда дарил Урсуле шоколадку, когда она пила кофе, и приговаривал: «Когда у меня
Как-то Тонино попросил у Урсулы разрешения подсадить за ее столик еще одного клиента. Так она познакомилась с Эдуардо. Урсуле не исполнилось еще и двадцати, она закончила педагогический колледж два года назад. Надеясь выиграть престижный конкурс, девушка работала у ювелира на корсо Маттеотти.
4.
Магазинчик Либеро Лураги располагался во дворе палаццо на виа Мельзо, на двери висела надпись: «Мастер-сапожник». Либеро был анархистом, как и его отец, много читал, участвовал в различных собраниях и совещаниях, и по возможности помогал товарищам в беде. Он уже много лет не мечтал изменить мир, и всегда говорил о себе: «Бедный, но честный», приводя в порядок подошвы и носы обуви большими мозолистыми руками, темными от смолы. Редко когда он тачал новую обувь, гораздо чаще приводил в порядок поношенные туфли и ботинки, которые презрительно называл «промышленной ерундой», годной только на несколько сезонов. Либеро считал, что по-настоящему элегантных индивидуумов можно распознать по вручную изготовленной обуви, которая, к тому же, служит всю жизнь.
«Мы живем в одноразовом обществе», - горестно заключал он, и успокаивался, в который раз перечитывая Бакунина и Малатеста, вспоминая немногие моменты славы «этих нищих чертей», как их величала его супруга Дилетта. В действительности Либеро никогда не был женат на Дилетте Конфорти, пусть даже и считал ее супругой: она и их дочь составляли собой его горячо любимую семью. Союз с Дилеттой однажды серьезно грозил распасться: в этот день они выбирали имя для новорожденной дочки.
– Назовем ее Непокорная, как дочь профессора Молинари, - объявил он, думая о товарище-анархисте.
– Ее будут звать Анна, как мою маму, - решила Дилетта.
– Я не хочу имен ни святош, ни мучеников!
Дилетта пригрозила, что уйдет от него, и так как Либеро хорошо знал характер своей супружницы, знал, что она так и сделает, они пришли к компромиссу: девочку назвали Урсулой, и даже если есть какая-то святая с таким именем, ну и пускай, все равно это не традиционное христианское имя, решил Либеро.
Урсула стала светом его очей. Своими огромными руками, так контрастирующими с его хрупким телосложением, Либеро самолично сшил девочке первые ботиночки синего цвета - из кожи козленка. Когда девочка попросила белые туфельки для первого причастия, Либеро расплакался – его женщины обманули его, ведь, в противоречие его анархическим принципам, они посещали церковь. После запоминающейся ссоры со своей гражданской женой, он опустил ставни своего магазинчика, повесил вывеску ЗАКРЫТ ИЗ-ЗА ТРАУРА, и ушел, оставив жену и дочь одних. Он поехал в Венецию – к другу-анархисту, доценту философии в Ка Фоскари, и в душевном разговоре излил всю свою боль и разочарование.
– Меня не крестили, я не посещал церковь, я живу невенчанным, но это не мешало мне быть опорой и честным мужем для моей женщины. А сейчас я узнаю, что она поддалась речам попов – что мою девочку крестят, и она даже пройдет первое причастие. Где же свобода духа и взглядов?
– Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода Дилетты. Которая, будучи католичкой, во многом разделяет твои взгляды на жизнь, и именно поэтому никогда не просила тебя жениться на ней. Но сейчас у вас дочка, которая пойдет в школу, которая будет работать и учиться в католической стране. Ты хочешь, чтобы ее унижали из-за того, что она некрещеная? Подумай, Либеро. Наша анархическая вера уже давно – утопия.
Друг
Через три дня он вернулся домой, снова открыл свой магазинчик, и устроил себе лежбище за шкафами с кожей. На следующий день Урсула, придя к отцу, обняла его и сказала: «Папа, мы очень по тебе скучаем. Если вернешься домой, я не пойду ни на какое первое причастие». Либеро обнял дочку в ответ, и понял, что его кровиночка дороже какой-то там политической веры, тем более уже никто не хочет сражаться за лучший мир, даже его венецианский друг.
– Как мама?
– Все время плачет. Но молчит. Ты же знаешь, она не сдается. Хотя сегодня сказала: «Уж лучше бы ты никогда не ходила в церковь, раз это причиняет такую боль твоему отцу».
– Я был неправ. Ты можешь делать все, что считаешь нужным. Давай поспешим сейчас к маме. Знаешь, я тоже по вам очень скучал.
С тех самых пор прошло много дней, и сейчас Урсула превратилась в красивую девушку, верившую, что будущее полно удивительных возможностей.
Утром Либеро отправился в магазинчик, включил электропечку, тщетно пытаясь справиться с декабрьскими холодами. Он хотел закончить все заказы до Рождества, потому что после праздников они поедут с Дилеттой в Марсель – участвовать в собрании анархистов, Либеро продолжал культивировать свои идеалы, а его подруга разделяла и из любви к нему, а не из-за убеждений. Она никогда не была во Франции, и ей нравилась идея провести несколько дней в Марселе. Урсула с радостью думала о том, что останется дома одна - она хотела подготовиться к новому конкурсу, и рассчитывала на компанию Дамианы, которая, хоть и получила учительский диплом, как и Урсула, все-таки отказалась от идеи стать учительницей и сейчас работала помощницей нотариуса в студии на пьяцца Сант’Эразмо.
Урсула же в ожидании престижного места перебивалась временными заработками. Уже больше месяца она упаковывала рождественские подарки и развозила их по домам, работая у ювелиров Мариани, на корсо Маттеотти. Каждое утро, прежде чем уйти на работу, она приходила к отцу, и оставляла ему в термосе кофе с сахаром. Этим всегда занималась мама, но вот уже пару лет Дилетта страдала от сердечной болезни, и четыре лестничных пролета туда и обратно утомляли ее. Либеро увидел свою дочку, и его суровое лицо осветилось радостью.
– Твой кофе, папа, - объявила Урсула, ставя термос на стол, захламленный гвоздями всех размеров, шилами, и другими нужными в работе приспособлениями.
– Спасибо, - ответил Либеро, и подставил дочери свежевыбритую щеку для ежедневного поцелуя.
Урсула надела пальто от Лодена, которое он ей подарил прошлой осенью, на ее ножках красовались прекрасные сапоги табачного цвета из кожи козленка, сшитые самолично Либеро. Ему нравилось баловать дочку, тем более Урсула никогда не предъявляла им каких-то завышенных претензий, и с гордостью отдавала свой немногочисленный заработок матери.
– Хорошего дня, папа.
– Тебе тоже. Будь поосторожнее с волками в волчьей шкуре, - Либеро боялся, что какой-нибудь идиот может причинить вред его красавице-дочери.
– Обещаю.
Урсула села на метро, вышла на площади Сан Бабила, мешаясь с рабочим людом. Она дошла до дворца, где размещался магазин Мариани, поздоровалась с портье, позвонила в бронированную дверь. Скоро магазин поднимет жалюзи, а пока ей нужно привести в порядок витрину, два столика, креслица, поменять воду в цветах, попрыскать вокруг ландышевой эссенцией, и привести в порядок стол, на котором она упаковывала подарки. Урсула еще не знала, что это 15 декабря станет для нее поистине судьбоносным днем.