Пальмы в снегу
Шрифт:
Правда, существовала возможность, что он просто еще не знает о чувствах Кларенс, и та ждет подходящего момента, чтобы открыться... Но, как бы то ни было, ситуация с каждой минутой все больше усложнялась. Впервые в жизни собственные колени казались Даниэле ватными, в животе трепетали крыльями тысячи бабочек, щеки непрестанно горели, а весь мир сжался до пределов тела Лахи.
Скверное дело.
Лаха коснулся ее плеча, наклонившись, чтобы поставить перед ней чашку. Затем сел, помешал сахар в кофе и напрямик спросил:
—
— Да, конечно, — она слегка заколебалась, прежде чем ответить. — Здесь моя работа и семья. А кроме того, сам видишь: это очень красивое место. Я счастлива, что здесь мои корни.
Лаха смотрел на нее так пристально, что она покраснела.
— Ну, а ты , кем ты себя считаешь? — спросила она.
— Даже не знаю, что и сказать... — Лаха задумчиво наклонился вперед, подперев рукой подбородок. — Мне самому трудно решить, кто же я такой: буби, гвинеец, африканец, немножко испанец, европеец по неизвестному мне отцу и американец по месту жительства.
Увидев легкую печаль на его лице, Даниэла пожалела, что вынудила его к этому признанию.
— Возможно, одна из этих ипостасей в твоем сердце сильнее остальных, — тихо сказала она.
Он огляделся и снова рассмеялся.
— Ну сама подумай, Даниэла, — заговорил он многозначительным тоном, одновременно покачивая головой. — Ну как может себя чувствовать черный человек среди такой белизны? Ладно, пусть не черный — коричневый.
— Ты вовсе не коричневый! — громко возмутилась Даниэла.
— Кто это тут не коричневый? — спросила раскрасневшаяся Кларенс, садясь рядом с кузиной. — Что у вас вызвало такой энтузиазм?
Ни Лаха, ни Даниэла не заметили, как она вошла в кафе.
Посмотрев на часы, они поняли, что провели здесь уже больше часа. Впервые в жизни Даниэле мешало присутствие кузины.
Никто не ответил, и Кларенс осведомилась:
— Ну, что, Лаха, готов к новой атаке? Я имею в виду лыжную, конечно.
Лаха сделал страдальческое лицо и потянулся, чтобы взять за руку Даниэлу.
— Умоляю тебя, нет! — взмолился он. — Избавь меня от этой пытки!
Даниэла не упустила случая задержать его руку в своих ладонях. Руки у Лахи были большими, но красивой формы, с тонкими пальцами. Было видно, что он не занимался физической работой, в отличие от них.
— Не волнуйся, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Я о тебе позабочусь.
И тут же пожалела, что сказала это в присутствии Кларенс, которая посмотрела на нее, вопросительно изогнув левую бровь.
— Мы обе о тебе позаботимся, — поправилась она.
«Ну-ну! — подумала Кларенс, направляясь к выходу. — Это мне только кажется, или у моей дорогой кузины и впрямь блестят глаза, когда она встречается взглядом с Лахой? Ну и шутники эти духи! Они что же, предназначили Лаху для Даниэлы?»
Не успела Кларенс воззвать к духам, как случилось нечто непредвиденное.
Лаха чувствовал
Лаха рухнул на нее сверху.
И тогда, в нескольких сантиметрах от своего лица, при свете дня, она увидела, как яркий солнечный луч таинственным и непостижимым образом ударил ему в глаза, и сердце Кларенс замерло от внезапного озарения.
Что ей тогда сказал Симон на плантации в Сампаке?
Он сказал, что у нее такие же глаза, как у всех членов ее семьи; что у нее необычные глаза, что издали они кажутся зелеными, а вблизи оказываются серыми...
В этот самый миг Кларенс узнала глаза Лахи: это были ее собственные глаза, такие же, как у Килиана и Хакобо. До этой самой минуты она могла поклясться, что глаза у него зеленые. Но сейчас, оказавшись к нему так близко, она смогла различить в их в радужке темные штрихи глубокого серого цвета.
Лаха унаследовал фамильные глаза ее семьи!
От этого взгляда ей показалось, будто кто-то ударил ее кулаком под дых, и ей внезапно захотелось плакать. Она чувствовала странную смесь облегчения, радости и страха оттого, что в конце концов все раскроется, хотя никто не знает, когда и как это случится.
И теперь она знала, что именно Лаху — а не кого-то другого — она ездила искать на Биоко; из дальних уголков ее сердца вновь поднялся обжигающий стыд за отца, который бросил собственного сына, лишив его права занять свое место рядом с ней на генеалогическом древе рода.
XIII
Boms de llum (Лучи света)
— Ты точно уверена, что не хочешь с нами ехать? — Даниэла поправила свой анорак.
Зима — не лучшее время года для экскурсий, но поездка на машине по долине могла оказаться неплохой альтернативой прогулкам по деревне и катанию на лыжах, которое рано или поздно Лахе, несомненно, понравится.
— У меня ещё болит голова, — ответила Кларенс, заложив пальцем страницу книги, которую читала.
Лаха страдальчески посмотрел на неё.
— Ты даже не представляешь, как мне жаль, что я сбил тебя с ног, — признался он.
Даниэла озабоченно нахмурилась. Должно быть, кузина ударилась достаточно серьёзно, поскольку с тех пор она все время неважно себя чувствовала. Даниэла отчаянно желала, чтобы это недомогание имело только физическую причину, но, как медсестра, сильно в этом сомневалась. Когда Кларенс упала, придавленная сверху огромным телом Лахи, и их лица оказались так близко друг от друга, Даниэла ощутила внезапный укол ревности. Лаха и Кларенс не сводили друг с друга глаз, пока не сообразили, что лежат на снегу и все-таки надо вставать.