Пальмы в снегу
Шрифт:
— Жаль, что я не смогу проститься с твоими дядей и тётей, — вздохнул он.
— Ну, я надеюсь, ты скоро вернёшься и снова с ними увидишься. — Немного помолчав, она спросила: — Ты хочешь вернуться?
— Да, конечно, потому что это значит, что я снова увижусь с тобой.
Даниэла наполнила бокалы. Она хотела снова сесть в кресло рядом с Лахой, но тот схватил ее за запястье и притянул к себе на колени.
Лаха сделал глоток вина и посмотрел Даниэле в глаза; взгляд его был полон желания. Даниэла наклонилась к нему, чтобы выпить вина из его губ. Она принялась медленно сосать его губы, затем обвела кончиком языка их контур, чтобы
Когда он начал медленно ласкать сначала одну ее грудь, затем — другую, она прикусила губу и прерывисто задышала. Лаха заглянул ей в лицо — ее фарфоровые щёки окрасились ярким румянцем, огромные глаза смотрели на него со смесью желания, надежды и уверенности. Даже в обычное время такой взгляд мог свести с ума, но в эти минуты ее глаза излучали волшебный свет, влекущий Лаху, словно огонь керосиновой лампы ночных бабочек. Ему хотелось вечно кружить вокруг этих источников света, таких искушающих, влекущих, прежде чем в изнеможении упасть в огонь и неминуемо погибнуть.
Несколько минут спустя в комнате для гостей Даниэла любовалась обнаженным торсом Лахи. Как он отличался от всех тех молодых людей, с которыми она имела глупость играть в любовь; это был тот самый мужчина, с которым она хотела провести остаток жизни. Она это знала ещё до того, как легла с ним в постель. Скорее реки повернут вспять, чем она изменит своё мнение.
Лаха подошёл к Даниэле и крепко прижался к ней всем телом; ему, как и ей, не нужны были слова.
Не было ни паники, ни неловких смешков, ни скованного молчания, ни виноватых мыслей. Их руки хотели обнимать и ласкать друг друга; их губы и языки не знали, как утолить неуемную жажду, исследуя каждый сантиметр кожи. Достаточно им было заглянуть в глаза друг другу, чтобы знать: другой пылает той же страстью.
Всеми силами Лаха старался оттянуть момент, чтобы войти в неё. Он хотел как можно дольше дарить ей наслаждение, хотел довести до экстаза. Он не был неопытным юнцом и прекрасно знал правила любовной игры. Но это не был готовый предписанный ритуал. Это был величайший праздник чувств. Лаха объездил весь мир, спал со многими женщинами, но ни одна не доставляла ему такого наслаждения, как эта девушка, которую он случайно нашёл в заснеженных горах — самом холодном месте, какое только мог представить. Если поначалу он боялся, что разница в возрасте станет для них преградой, то теперь стало ясно, что он ошибался. Его тело больше не принадлежало ему. Он не может быть счастливым без ее ласк. В этом он был совершенно уверен.
Даниэла заёрзала под ним. Она была готова принять его. Если он сейчас же не войдёт в неё, она закричит от безумного желания, пусть даже перебудит своим криком полдеревни. Лаха устроился между ее ног и со всей нежностью, на какую был способен, начал медленно входить в неё, одновременно лаская рукой ее волосы. Даниэла застонала и выгнулась всем телом, чтобы ускорить долгожданное вторжение. Ей необходимо было почувствовать его внутри себя, слиться с ним воедино, полностью раствориться в этом единении, чтобы одновременно взорваться, освобождаясь от невыносимо-радостного
Лаха перевернулся на спину, прерывисто дыша, с бешено бьющимся сердцем. Даниэла долго лежала рядом, закрыв глаза; затем повернулась к нему и положила руку ему на грудь. Лаха обнял ее и прижал к себе.
— Такого со мной ещё никогда не случалось, — тихо произнёс он. — Как будто...
Он так и не решился договорить.
Зато решилась она — прежде чем погрузиться в глубокий сон:
— Как будто бы сама судьба нас свела, да?
Кларенс вернулась два дня спустя. Праздники заканчивались, и выздоровление матери совпало с началом занятий, потому она и задержалась с возвращением в Пасолобино. А расследование относительно Лахи так и не сдвинулось с мертвой точки: все никак не выпадало подходящего случая. Отцу теперь совсем не до того, чтобы выслушивать от дочери подобные обвинения, когда жена лежит в больнице в Бармоне. Что же касается Даниэлы, то Кларенс больше не намерена была ждать ни минуты: как только Лаха сядет на автобус в Сарагосу, она все расскажет.
Кларенс наблюдала, как спокойно и сердечно, с улыбкой на губах, прощаются Даниэла и Лаха на автобусной остановке в Себреане. Как не похоже было это прощание на ее тяжкое расставание с Инико на Биоко! Не означает ли это, что Даниэла и Лаха не намерены расставаться навсегда?
Когда настала ее очередь прощаться, Лаха крепко обнял ее.
— Спасибо тебе за все, дорогая Кларенс! — сказал он. — Это были чудесные дни!
Кларенс почувствовала прилив искренней радости, охватившей друга, и не смогла удержаться от ответа:
— Ах, Лаха! Подумать только, всего несколько месяцев назад для меня не существовало ни тебя, ни Бисилы... ни Инико... А теперь мне кажется, будто я знала вас всю жизнь! Словно наши жизни сами стремились друг к другу, и теперь неразрывно переплелись!
— Хочешь сказать, — шутливо прошептал он на ухо, — у тебя тоже странное чувство, что ты не можешь противиться воле духов?
Кларенс нехотя разжала объятья, тяжело вздохнула и отстранилась. Лаха наскоро поцеловал Даниэлу и забрался в автобус. Даниэла долго махала ему рукой, пока автобус не скрылся из виду.
— А сейчас пойдём выпьем по стаканчику пива, — предложила Кларенс.
Хотя ее слова прозвучали скорее как приказ, чем как предложение. — Как давно мы с тобой не говорили наедине!
Закончив излагать факты и умолчав лишь о своих отношениях с Инико, Кларенс опустила взгляд и вздохнула.
В некоторых местах ее рассказа глаза Даниэлы наполнялись слезами, которые порой даже текли по щекам. Кузина слушала внимательно, надувала губы, изгибала брови, подпирала руками подбородок, содрала с бутылки этикетку и разорвала ее на тысячу мелких клочков, но так ничего и не сказала.
— Теперь смысл записки, которую я нашла, более чем ясен, — закончила Кларенс. — В ней говорится: «Старший работает, другой поглощён учебой». Теперь понятно: речь идёт о двух братьях, Инико и Лахе, — она нервно закурила; ее ладони дрожали. — Единственное, чего я до сих пор не могу понять, так это какое отношение имеют к этой истории Димас из Уреки и Мануэль... Ну, что молчишь? Или нечего сказать?
— Ну что тут можно сказать? — пожала плечами Даниэла, ещё не успев оправиться от потрясения. — Ты же сама говоришь, что у тебя нет неопровержимых доказательств, кроме совпадения имён и кое-каких деталей...