Пальмы в снегу
Шрифт:
Кузина выглядела смущённой и удрученной. Даниэле даже показалось, что она дуется на весь свет.
С кухни послышались голоса и смех. Кларенс закатила глаза.
— Боюсь, вам придётся сделать крюк, чтобы добраться до машины, — сказала она. — Я незаметно выпущу вас через заднюю дверь.
— Будет странно, если меня кто-то хватится... — фыркнула Даниэла.
Лаха явно не понял этого замечания. Он уже собрался что-то спросить, но Даниэла предостерегающим жестом велела ему молчать. Из кухни отчётливо слышались голоса соседок, донимавших Кармен расспросами
Даниэла потянула Лаху за плечо.
— Будет лучше, если мы поспешим, — прошептала она. — И не шуми! До встречи, Кларенс!
Лаха подавил смех и на цыпочках последовал за Даниэлой. Кларенс попыталась снова сосредоточиться на чтении, но ей по-прежнему мешала болтовня соседок. В маленькой деревне, где все друг друга знают, никто не упустит случая перемыть кому-то косточки, и прогресс нисколько не помог извести этот обычай; разве что немного его видоизменил. Неуемные сплетни, злобные наветы, губительная клевета — все это теперь называлось темами вечерних бесед. Впрочем, поколение, к которому принадлежали Кларенс и Даниэла, было доброжелательнее, поскольку ему посчастливилось расти в более свободной обстановке.
Как бы отреагировали жители Пасолобино, если бы ее отец несколько десятилетий назад привёз в деревню сына-африканца? Да и сейчас... Что будет, если они узнают, что Лаха — ещё один член их семьи?
Фернандо Лаха из Каса-Рабальтуэ.
Кларенс вздохнула.
Она не могла смотреть ему в глаза: вдруг он догадается, что ее так мучает? И не могла изложить вслух все то, что, возможно, было лишь ее выдумкой. Как бы она осмелилась допрашивать собственного отца? Если это окажется неправдой, она лишь незаслуженно оскорбит Хакобо и ранит чувства Лахи, дав ему призрачную надежду, что он наконец-то нашёл отца, которого у него никогда не было. А если это правда, то даже представить страшно, как она будет излагать свою версию и требовать ее подтверждения.
Ее положение было чрезвычайно трудным: если она рискнёт и признается — ничего хорошего ждать не приходится, а если промолчит — может быть ещё хуже.
Вдобавок ко всему, Лаха и Даниэла, казалось, чудесным образом поняли друг друга. Ей вспомнилась шутка Даниэлы насчёт разрешения Папы, которое требовалось в былые времена для брака с кузеном...
Сердце у нее замерло.
Но о чем же она думает? Именно с Даниэлой следовало первым делом поделиться своими подозрениями. Она должна об этом узнать! Чего Кларенс ждёт, чтобы ее предупредить? Бездействие до добра не доведет...
Она закрыла глаза и представила пляж, омываемый голубыми волнами. На песке лежали мужчина и женщина, сливаясь в объятиях и не обращая внимания на сотни черепах, спешащих мимо, огибая их, чтобы не наткнуться. Издали доносилось пение птиц и болтовня разноцветных попугаев, назойливо повторявших, что все не так, что это ярко-синее — вовсе не море, а небо, что это белое — вовсе не песок, а снег, покрывающий поля и луга, черепахи — не более чем огромные камни, а тела, исступлённо ласкающие друг друга — вовсе не Инико и Кларенс, а совсем другие люди.
«Солнечный путь» получил своё название
Узкое, плохо асфальтированное и мало наезженное шоссе, начинаясь от главного тракта в долине, поднималось в гору, петляя по склону, пока не добиралось до первой деревни, затем следовало дальше, соединяя остальные деревни, подобно шраму, пересекавшему склон горы, и наконец, спускалось к последней деревне, замыкая кривую линию, и снова возвращалось на главное шоссе.
Во время поездки по этому почти нетронутому району Пасолобино не покидало ощущение, что он словно бы выпал из своей эпохи.
Лаха восхищался романскими церквями, изукрашенными порталами, домиками с полукруглыми сводчатыми дверьми и портиками с вырезанными в камне крестами. Казалось невероятным, что в всего в нескольких километрах проходит оживлённый туристический маршрут.
— Мне и в голову не приходило, что в этих деревушках живет столько людей, — заметил Лаха.
— Многие из этих домов — родовые гнёзда, куда вернулись потомки бывших хозяев, — объяснила Даниэла. — Я их называю «блудными сыновьями».
— Да? — удивился он. — А почему?
— Потому что, когда они приезжают, то полны желания сделать то и другое, разузнать обо всех переменах, произошедших за время их отсутствия, встретиться со всеми, чтобы предложить те или иные идеи. Вот только, когда отпуск подходит к концу, их энтузиазм чахнет, слабеет и сходит на нет. Потом они рассаживаются по машинам и стройными рядами отправляются обратно в город. И так — до следующего отпуска.
Несколько секунд Лаха раздумывал. Слова Даниэлы произвели на него глубокое впечатление.
— Тогда я тоже один из них, — задумчиво прошептал он.
Приезжая на Биоко, он первым делом обсуждал с братом последние новости. Затем уезжал в Калифорнию и возвращался к прежней комфортной жизни. Издали ему порой казалось, что Инико молча осуждает его за то, что он изо дня в день что-то строит для чужих людей.
Даниэла остановила свой «рено-меган» на маленькой площади, со всех сторон окружённой кокетливыми домиками с окрашенными тёмной краской деревянными дверями. Она посмотрела на часы и прикинула, что у них ещё есть время до темноты.
— Здесь, в верхней части деревни, есть очень красивая обитель, — она указала в сторону узенькой улочки, вымощенной булыжником, уходившей вверх в сторону леса. — Она, конечно, заброшена, но его стоит посмотреть.
Пока Лаха бродил вокруг, она остановилась, чтобы полюбоваться заснеженным пейзажем. Внезапно он позвал Даниэлу полным волнения голосом. В эту минуту он казался впечатлительным ребёнком, нашедшим сокровище.
— Просто не могу поверить! — он схватил ее за руку выше локтя и потащил ее внутрь кельи. — Смотри! — он указал на камень, на котором была выбита дата.