Пальмы в снегу
Шрифт:
— Ну, да, — сказала Даниэла; она никак не могла понять восторга Лахи. — Камень с датой. Тысяча четыреста семьдесят первый год, — прочитала она. — И что же тут такого особенного?
— Эта вещь древнее, чем все, к чему я прикасался за всю жизнь! — Даниэла, казалось, по-прежнему не впечатлилась, и Лаха поспешил добавить: — В том же году португалец Фернан ду По открыл остров Биоко. Бывают же такие совпадения! Когда каменотёс вытачивал этот камень, моряк открыл остров! А теперь мы с тобой здесь, более пятисот лет спустя, связанные одной судьбой! Если бы этот
— Какой интересный исторический вывод! — воскликнула Даниэла, которой стало смешно и в то же время лестно, что Лаха чувствует себя таким счастливым в ее обществе. — Теперь лишь осталось сказать, что сама судьба свела нас с тобой.
Лаха шагнул к ней, протянул руку и отвёл медный локон, упавший ей на лицо. Даниэла вздрогнула от неожиданности.
— А почему бы и нет? — спросил он внезапно охрипшим голосом.
В тихих сумерках ясного и морозного зимнего дня, в развалинах ветхой кельи, построенной много веков назад, в лучах заходящего солнца, пробивавшегося сквозь решётчатое окошко в стене, Лаха всем телом прижался к Даниэле и поцеловал ее.
И все чувства девушки, прежде покрытые льдом с той поры, когда она жаждала чьих-то поцелуев, и до той минуты, когда накануне Рождества в их доме появился Лаха, внезапно проснулись в тот миг, когда его губы овладели ее губами — сначала нежно, едва касаясь, но потом все более настойчиво, словно желая захватить их целиком.
Все ее внимание было поглощено этими губами — горячими, полными, чувственными, властно и нежно припавшими к ее губам. О, пресвятые небеса, этот мужчина знал, что делает! Ей хотелось, чтобы поцелуй длился вечно; она слегка приоткрыла губы, чтобы он лучше ощутил их вкус, чтобы их языки встретились, лаская друг друга, обещая другую, более интимную встречу, а дыхание слилось воедино, наполняя окружающий холод горячим паром.
Она обвила руками шею Лахи, давая ему понять, чтобы он не останавливался.
Лучи закатного солнца, проникавшие сквозь решётку, уже побледнели и растаяли, а поцелуй все длился. Наконец, Лаха оторвался от губ Даниэлы и посмотрел ей в глаза.
— Я рад, что мы не смогли избежать этой встречи, — прошептал он срывающимся голосом.
Он облизнул губы, все ещё потрясённый первым поцелуем. Даниэла заморгала, словно очнувшись от блаженного сна. Затем нежно и мечтательно улыбнулась и мягко отстранила его, так что Лаха прислонился спиной к камню алтаря.
— Я тоже рада, — сказала она, прижимаясь к нему всем телом и вцепившись в полы его пальто. — В эти минуты я сожалею лишь об одном.
Лаха вопросительно поднял брови.
— Мне жаль, — продолжала она, бросая на него чувственный взгляд, — что мы сейчас не в уютном номере отеля...
Лаха замычал удивления, явно не ожидая такого ответа от девушки на десять лет моложе его. Он чувствовал себя умиротворенным, польщенным и счастливым, что наконец осмелился ее поцеловать.
— Так поедем в отель! — предложил он, крепче сжимая ее в объятьях.
Даниэла, казалось,
«Почему я не встретил ее раньше?» — думал он.
— Но я не могу!.. — воскликнула она. — Завтра об этом будет знать вся долина...
— Мы ещё ничего не сделали, а ты уже стыдишься меня? — спросил он, разжимая объятья и делая вид, что сердится.
— Не будь дураком! — Даниэла закинула руки ему на шею. — Сейчас нам придётся с этим смириться.
Лаха снова сжал ее в объятьях и начал покусывать ей шею.
— С этим? — прошептал он.
— Да.
Лаха с трудом просунул руки под плащ Даниэлы и нежно погладил ей спину.
— Или с этим?
— Да, и с этим тоже.
Даниэла запустила пальцы в волосы Лахи, запрокинув голову, позволяя его губам скользить по ее шее, горлу, по щекам, вискам, а затем снова вернуться к губам. Наконец, после невыразимо счастливых минут, она вздохнула и слегка отстранилась.
— Что ты скажешь, если мы позвоним домой и сообщим, чтобы к ужину нас не ждали? — предложила она. Ей хотелось максимально использовать тот редкий случай, когда она могла остаться с ним наедине, но, в то же время, на неё накатывало лёгкое чувство вины, стоило вспомнить о Кларенс. — Здесь поблизости есть очень неплохой ресторанчик.
Они вернулись на площадь, откуда открывался вид на долину со склона холма, и ненадолго остановились, чтобы полюбоваться только что взошедшей луной, озарившей снега волшебным серебряным светом зимнего вечера. Даниэла крепче прижалась к Лахе, чувствуя жар его тела. Чудесный вечер. С каждой секундой Лаха все больше убеждался, что наконец нашёл своё место в этом мире. Он крепко сжал Даниэлу в объятьях и глубоко вздохнул. Деревня была пустынна, темна и безмолвна, озарена лишь редкими огнями окон и тусклым светом фонарей. Но рядом с этой женщиной не существовало ни темноты, ни одиночества. Он склонился к ней и снова поцеловал.
Если бы кто-то из жителей деревни в эту минуту выглянул в окно, он был бы крайне удивлён тем, что парочка целуется прямо на морозе. Не то чтобы местные жители осудили бы подобное поведение; даже напротив: ощутили бы жгучую зависть и непреодолимое желание оказаться на их месте.
Казалось, пространство сжалось, а время остановилось.
Внезапно Даниэла вздрогнула и отстранилась. Совсем рядом послышался шум мотора, и она машинально отшатнулась от Лахи. Возле их машины припарковался чей-то «вольво», и кто-то вдруг окликнул ее по имени.
— Надо же, какое совпадение!
Прямо к ним спешила Хулия; за ней следовала женщина примерно того же возраста.
— Хулия! — Даниэла вяло ее расцеловала. — Что ты здесь делаешь в такое время? Разве ты сейчас не в Мадриде?
— Одному из моих сыновей пришло в голову встретить Новый год здесь, а мне захотелось повидаться с подругой, — ответила Хулия, не сводя глаз со спутника Даниэлы.
Женщина подошла к ним. Волосы у неё были настолько светлыми, что казались совсем белыми.