Пальмы в снегу
Шрифт:
С самого его приезда Даниэла не переставала наблюдать за ними.
Кларенс относилась к нему с исключительным уважением и даже где-то с нежностью; она попеременно бросала взгляды то на Лаху, то на Хакобо, стараясь понять, какое впечатление произвел молодой человек на ее отца. Хакобо, со своей стороны, казалось, был отнюдь не в восторге от приятеля дочери. Но почему: из-за цвета кожи? Ему не нравится, что дочь связалась с чернокожим?
«Бедный Хакобо! — думала Кларенс. — Это он еще Инико не видел!»
Даниэла закусила губу. Возможно, она поспешила с выводами. Лаха
Краем уха она услышала, как Лаха сетует, что в больницах не хватает медикаментов и квалифицированных специалистов — и в небольших городах, но особенно в сельской местности, из-за чего уровень детской смертности по-прежнему очень высок... Даниэла слушала, стараясь не упустить ни единого слова из сказанного.
Лаха надел белую рубашку и галстук. Вьющиеся волосы непокорными локонами спадали на широкий лоб. У него был тонкий нос и смуглая кожа. Когда он смеялся, он откидывал голову назад, и глаза его светились таким близким и знакомым светом.
Даниэле не хотелось, чтобы Лаха перестал с ней общаться. На миг она почувствовала укол вины перед кузиной, но та, казалась, не претендовала на его исключительное внимание.
— Но как могло случиться, чтобы маленькая страна, обладающая таким количеством нефти, живет в подобных условиях? — спросила она.
Лаха пожал плечами.
— Плохое управление, — ответил он. — Будь у нас лучшие программы и контроль за их выполнением, у нас был бы самый высокий доход на душу населения на всем африканском континенте.
— Кларенс говорила, что, главным образом, виновата вражда между фангами и буби, — заметила Кармен; ее щеки порозовели от выпитого вина и радости, что ужин оказался выше всяких похвал.
Лаха вздохнул.
— Не думаю, что дело в этом, — ответил он. — Видите ли, Кармен, у меня много друзей-фангов, которые понимают угнетенное положение народа буби. Но буби — не единственные жертвы гонений. Многие фанги тоже не имеют никаких прав, поскольку не принадлежат к правящим кругам. Вражда между двумя народами уже не впервые служит поводом для разжигания конфликтов. Если какого-нибудь буби арестовали или убили, его родня тут же обвиняет в этом весь народ фанг. Так и тянется извечная вражда между народами, которая порой весьма выгодна правящему режиму.
Килиан поднялся, чтобы наполнить бокалы. Хакобо поерзал на стуле и шутливо спросил:
— Так ведь и Кларенс рассказывала, что кое-кто до сих пор требует независимости острова от остальной Гвинеи. — Он потер шрам на левой руке. — Мало им было независимости от Испании... Теперь они еще хотят независимости острова!
Кларенс бросила на него суровый взгляд, но Лаха вовсе не казался рассерженным; даже голос его не изменился.
— Но ведь здесь у вас тоже есть группы борцов за независимость, разве нет? — спросил он. — На Биоко движение сторонников независимости не может добиться даже того, чтобы его признали политической партией. И это при том, что оно ратует за политику ненасилия, возможность самоопределения и свободное обсуждение идей и мнений, как в любой демократической стране.
В столовой воцарилось недолгое молчание, которое
— Думаю, это лишь вопрос времени, — произнесла она. — Положение ведь не может измениться в одночасье? Кларенс рассказывала, что во многих направлениях уже ведется работа, и что местный университет не так плох, как она думала. Это ведь хороший знак, разве нет?
Лаха посмотрел на нее. Даниэла казалась совсем юной, намного моложе Кларенс. На ней было открытое черное платье на бретельках, а на плечах — пуховая шаль. Светло-каштановые волосы были собраны в небольшой узел на затылке. У нее была очень белая, почти фарфоровая кожа и выразительные карие глаза, которых она не сводила с него весь вечер. Почувствовав, что он за ней наблюдает, Даниэла перевела взгляд на стол, в центре которого стояла коробка с конфетами, и несколько секунд выбирала, какую взять. Лаха тут же понял, что на самом деле она не слишком любит шоколад, потому что она тут же положила конфету и медленно убрала руку, чтобы никто не заметил, как она нервничает.
— Ну конечно, Даниэла. — Лаха по-прежнему не сводил с нее глаз. — Ты совершенно права. Я того же мнения. С чего-то надо начать. И может быть, когда-нибудь...
— Слушайте все! — перебила Кармен певучим голосом. — Сегодня сочельник, а мы стали уж слишком серьезными. У нас еще будет достаточно времени, чтобы обсудить проблемы Гвинеи, но сейчас, думаю, стоит поговорить о чем-нибудь более веселом. Лаха, хочешь еще крема?
Лаха с сомнением потер бровь, и Кларенс, глядя на него, рассмеялась.
Та же картина повторилась и на следующий день, разве что меню и разговоры несколько отличались. Все встали очень поздно, за исключением Кармен, которая снова решила продемонстрировать свои кулинарные таланты и удивить всех великолепным рождественским ужином, центром которого должна была стать огромная жареная индейка, начиненная сухофруктами.
Небеса даровали небольшую передышку между снегопадами, но крыши и улицы были занесены почти метровым слоем снега, так что гулять было затруднительно.
Кларенс, Даниэла и Лаха помогали на кухне и накрывали на стол. Хакобо и Килиан ненадолго вышли, прислушиваясь к разговору между женщинами и гостем, и снова удалились. Дом был достаточно большим, и в нем хватало уединенных мест, где можно было спрятаться наедине со своими воспоминаниями.
Кармен принялась расспрашивать Лаху, как празднуют Рождество в его землях; Лаха спросил в ответ, в каких именно землях: африканских или американских? На что Кармен ответила, что об американских она и так имеет какое-то представление из фильмов, а потому ее больше интересуют африканские земли. Лаха рассмеялся, а Даниэла на миг оторвалась от работы, чтобы украдкой посмотреть на него.
Несмотря на подозрения относительно происхождения Лахи, которые по-прежнему занимали все ее мысли, Кларенс чувствовала себя счастливой, потому что очень любила это время года с горящим камином, белизной вокруг, гирляндами огней, украшавшими улицы, малышами в надвинутых на самые глаза шапках и кухней, полной кастрюль, сотейников и сковородок, в которых громоздилась всякая всячина.
Кухня была большой, очень большой, однако Даниэла и Лаха постоянно умудрялись направляться в столовую одновременно, то и дело сталкиваясь друг с другом и неустанно извиняясь.