Пальмы в снегу
Шрифт:
— Надеюсь, он продержится там долго, — уничижительным тоном заметил Эмилио.
— Папа... — перебила Хулия, зная, как легко ее отец ввязывается в споры.
— А почему бы ему там и не продержаться? — спросил Димас.
Эмилио покачал головой.
— Не строй иллюзий, Димас. У меня тоже было все, а теперь я вынужден все это бросить. Дай Бог, чтобы я ошибся, и тебе не придется возвращаться в свою деревню... Как, кстати, она называется? Ах да, Урека...
Кто-то окликнул его по имени, и он обернулся.
— А, ты уже здесь, Жоао? Наконец-то! —
— Брось, Хосе, — Гарус потёр усталые глаза.
Семеро главных служащих Сампаки собрались за столом, чтобы немного отдохнуть.
— Масиас заявил, — продолжил он, — что выполет всех белых как сорную траву.
Килиан перечитал последние строки письма, только что полученного от матери — ее очень встревожили последние новости из Гвинеи, которые она узнала от соседей, работавших на других плантациях.
«Почему ты не возвращаешься? — писала она. — Что тебя там держит? Не могу понять, почему ты так упрямо держишься за эту страну в подобных обстоятельствах? Я уже не знаю, что правда, а что ложь. Одни говорят, что испанцы спят с пистолетами под подушкой; другие утверждают, будто пока ещё не все так страшно... Если все дело в деньгах, то не волнуйся, тебе необязательно так рисковать ради них. Твой отец гордился тем, что ты работаешь на благо Каса-Рабальтуэ, твоего единственного дома, который, похоже, перестал быть для тебя таковым. Гвинея отняла у меня любимого Антона; и мне бы не хотелось, чтобы она забрала ещё и сына... Нам пора воссоединиться. Мы уже и так отдали и получили от Фернандо-По все, что могли.
Твоя любящая мать».
Он бросил письмо на стол. Потом вспомнил, с каким нетерпением читал ее первые письма, когда впервые оказался в этом месте шестнадцать лет назад, был совсем молод и полон желания повидать мир, и в то же время, очень скучал по родному дому. Теперь же, когда он читал эти строки матери, где рассказывалось о мечтах Хакобо и переменах в Пасолобино, они вдруг показались ему далёкими и чужими — настолько чужими, словно письмо писал совершенно посторонний человек.
Теперь его место — рядом с новой семьёй. Он должен работать, чтобы обеспечить ее будущее.
Килиан мысленно проклинал злую судьбу.
Если бы обстоятельства так резко не переменились, Килиан и Бисила могли бы со временем купить домик в Санта-Исабель. Он ведь хотел того же, чего хотят почти все в этом мире: иметь дом и семью. Возможно, это было не то, о чем он мечтал много лет назад, но мало-помалу судьба направляла его именно по этой стезе, и он не хотел менять курс. Однако внешние обстоятельства теперь вынуждали его снова изменить судьбу.
— За что вы так взъелись на Масиаса? — спрашивал Хосе.
— За все! — злобно бросил Гарус. — За все! Ему повсюду мерещатся призраки. Несколько недель назад ему не понравилось, что везде ещё висят испанские флаги, и он приказал их убрать. Испанский консул отказался это сделать, и Масиас потребовал его покинуть страну. С тех пор не прекращаются
Симон закончил разливать новую партию кофе, и все, за исключением Валдо и Нельсона, взяли себе по чашке.
— Самолёты и корабли переполнены народом. Не исключено, что вам всем тоже придётся уехать.
— Остаются ещё испанские войска и жандармерия, — ответил Килиан. — Я не собираюсь уезжать.
— Я бы на твоём месте не был столь категоричен, Килиан, — вмешался Грегорио. — Масиас обвинил жандармерию в убийствах, а Национальную гвардию — в попытке государственного переворота в союзе с испанскими лесорубами.
Килиан пожал плечами.
— Ты, если хочешь, можешь уезжать, — сказал он. — У нас останется достаточно работников, чтобы собрать урожай.
Гарус удовлетворенно посмотрел на него. Кто бы мог подумать, что у этого парня окажется такое крепкое нутро?
— Я не собираюсь терять свой заработок, пока это возможно, — сказал Грегорио. — Но когда станет совсем жарко, уеду. К счастью, мое положение не настолько сложное, как твоё.
Килиан бросились него предупреждающий взгляд, который тот едва смог выдержать. Но неужели управляющий всерьёз думает, что он не хочет уезжать из чувства долга?
— Мы все в сложном положении, — заметил Гарус.
— Да, но он особенно.
Гарус нахмурился.
Прежде чем Грегорио успел добавить какое-нибудь нелицеприятное замечание, вроде того, какое счастье отвалила ему судьба, Килиан поспешил вмешаться.
— Я женат по обряду буби на Бисиле, одной из дочерей Хосе, — заявил он, глядя в глаза Гарусу. — У нас с ней есть сын, Фернандо Лаха. Я этого не скрываю. Я думал, вы тоже это знаете.
Все молчали, ожидая, что скажет управляющий.
— О боже... — прошептал он.
Гарус налил себе ещё кофе. Как могло случиться, что он не знал этого раньше? Да, он никогда не вдавался в частную жизнь служащих и не слушал сплетен, поскольку они всегда сводились к одному и тому же: шашни, связи, нежеланные дети, однако эта новость его огорошила, тем более что речь шла о Килиане. Так вот где кроется истинная причина его нежеления уезжать.
Гарус ощутил болезненный укол разочарования. То, что он считал мужеством и отвагой, на деле оказалось не более чем прихотью, которая закончится, как и у всех остальных: ничем. Тем не менее, он не мог не отметить, с какой естественностью и даже гордостью Килиан ввёл его в курс дела, не оставляя никаких сомнений, насколько важны для него эти отношения.
— И я не собираюсь их бросать, — добавил Килиан, глядя на Гаруса, утратившего дар речи.
Овладев собой, Гарус твёрдо заявил:
— Рано или поздно Масиас поймёт, что мы ему нужны. Кто будет ему обеспечивать доходы, если не мы? В конце концов, мы можем принять некоторые меры предосторожности — по крайней мере, сейчас. — Он указал на Симона, Валдо, Хосе и Нельсона. — Вы четверо — чтоб с плантации ни ногой!