Пальмы в снегу

Габас Лус

Минутная слабость покинула его, и он выпрямился. Если женщины смогут удержать здесь таких людей, как Килиан и Нельсон, то почему бы и нет? Эта причина ничем не хуже, чем любая другая. К тому же, в бараках Сампаки есть свободные комнаты.

С приходом лета напряжение стало спадать, и все вокруг, казалось, немного успокоились. В октябре 1969 года был подписан целый ряд новых двусторонних соглашений, и Испания выделила Гвинее миллионный кредит. Пользуясь случаем, несколько колонизаторов вернулись в свои поместья, и Гарус после нескольких

встреч с ними переменил тактику и решил взять ситуацию в свои руки и отправиться на гала-ужин в казино.

По настоянию управляющего, которому была необходима поддержка в столь ответственном деле, как налаживание отношений с высокими чинами и государственными властями, Килиану и Грегорио не осталось ничего другого, как сопровождать его на ужин. Килиан согласился очень неохотно. Он ничего не сказал, однако сделал все, чтобы затянуть отправление как можно дольше. Велел Валдо приготовить несколько дюжин яиц и несколько бутылок коньяка, чтобы не возникло проблем с постовыми на дорогах.

Он уже давно не выходил в общество, и теперь, впервые за долгое время, надел тёмный выходной костюм и галстук-бабочку, которую одолжил ему лично Гарус.

Войдя в казино, Килиан увидел, что со времён первого его визита в главном зале изменились две вещи. Первое: большинство присутствующих были туземцами, а белых посетителей можно было пересчитать по пальцам. И второе: среди посетителей было значительно больше людей в военной форме, чем в смокингах.

Все остальное — сопровождающая неспешные беседы музыка, которую играл оркестр под названием «Этофили», бесчисленные вышколенные официанты — было по-прежнему на высшем уровне.

Гарус вместе с Грегорио и Килианом с подчёркнутой любезностью поприветствовал нескольких посетителей, особенно тех, кого им представили как руководителя службы безопасности (сурового вида человека с твёрдым взглядом) и министра обороны (серьёзного и задумчивого типа в форме полковника). Килиан пожал им руки, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Ни один из этих людей, в чьих руках находились жизнь и будущее страны, даже не улыбнулся.

Со стороны двери, ведущей на открытую террасу, где находилась танцплощадка, послышался смех. Гарус посмотрел в ту сторону и с облегчением улыбнулся при виде группы европейцев, наслаждающихся приятным вечером. Все трое решительно направились к ним. Килиану показалось, что где-то он этих людей уже видел, вот только не мог вспомнить, где именно.

Гарус поздоровался, обменявшись несколькими фразами с двумя из них, и вместе с ними направился в малую гостиную.

— Привет, — послышался рядом чей-то голос. — Если ты пришёл вместе с Гарусом — полагаю, ты один из его служащих. — Он протянул руку. — Я Мигель, — представился он. — Работаю на телевидении. Мы все там работаем, — указал он на остальных. — Одни — в программе новостей, другие — в студиях.

Килиан посмотрел на молодого человека с живыми глазами и маленькой бородкой, и ему вспомнилась сцена перед выборами, когда какой-то пьяный обвинял Мигеля в том, что тот дымит ему сигаретой в лицо.

— Я Килиан, и действительно работаю в Сампаке. А я думал, что все телевизионщики уже уехали.

Краем глаза он заметил, что Грегорио завёл разговор с парой девушек из группы. По его поведению Килиан

понял, что тот, очевидно, старается произвести на них впечатление рассказами о своих колониальных подвигах.

— После мартовского нападения на здание правительства пришлось уносить отсюда ноги, но потом нас вернули, — объяснил Мигель. — И вот мы опять здесь... пока...

— А как обстоят дела в Испании? — спросил Килиан. — Там вообще знают, что происходит в Гвинее?

— Ты не поверишь, если я тебе скажу, что, за исключением родных и друзей, никто в Испании даже понятия не имеет, что у них были соотечественники-негры в африканских провинциях. Процесс перехода к независимости подаётся в испанской прессе сильно приукрашенным, и то и дело создаются хвалы Испании. Но уверяю тебя, сейчас на улицах об этом ни слова не услышишь.

— Да уж... — Килиан, в общем, представлял себе что-то в этом роде, но тем не менее, слова Мигеля его совершенно обескуражили. — Кстати, откуда ты знаешь Гаруса?

— И Гаруса, и почти всех остальных дельцов. После введения новой валюты они прямо-таки с ума сходят от радости, когда мы принимаем вклады в гвинейских песетах. Мы их тратим, а они живут спокойно. Они боятся, что эта валюта вот-вот обесценится. Так что, друг мой, если у тебя есть деньги...

С каждой секундой Килиану все больше нравился этот молодой человек. Нравился своей живой натурой, улыбчивостью, от которой у Килиана возникло радостное чувство, что они быстро подружатся. Ведь он уже целую вечность не разговаривал ни с кем, кто не имел бы отношения к Сампаке.

— Спасибо за предупреждение, — ответил он, — но мое жалованье переводят в испанский банк. Себе я оставляю лишь немного: на текущие расходы. — Он закурил сигарету. — А чем ты здесь занят?

— Я отвечаю за техническое обслуживание станции. Наверху, на пике. А в свободное время хожу в казино играть в теннис. Видишь вон того типа? — он указал на очень высокого, крепкого мужчину, стоявшего неподалёку. — Это консул Камеруна. Он всегда меня ищет, чтобы поиграть со мной в теннис. — Он рассмеялся. — Наверное, потому, что всегда выигрывает. Ну, а ты? Ты давно здесь живёшь? Я-то здесь недавно, но ты, должно быть, знаешь Фернандо-По как свои пять пальцев, верно?

Килиан печально улыбнулся.

Да, он как никто другой знал этот остров и его жителей, но Мигель знал, что ему пришлось пережить; знал и о его ужасной тревоге за будущее. Так что в его словах совсем не было зависти.

Они ещё долго рассказывали друг другу о своей жизни и обсуждали политическую ситуацию. Килиан понимал Мигеля: на улицах тот не чувствовал себя в безопасности, и потому предпочитал как можно больше времени проводить на работе, а отдыхать в казино.

— Я живу не один, — объяснил Килиан. — Со мной жена и дети.

Все его близкие уже давно смирились и приняли эту ситуацию, но, назвав Бисилу женой перед человеком, с которым только что познакомился, он ощутил прилив внезапной радости. Мигель явно внушал доверие.

— Так они все ещё здесь? — Мигель удивленно выгнул брови. — Большинство колонистов, если ещё не уехали сами, то семьи давно отправили домой.

— Ну... видишь ли, собственно говоря, она гвинейка. Буби.

— И что же вы станете делать, если дела пойдут совсем скверно? — спросил Мигель.