Пальмы в снегу
Шрифт:
— «Когда ты видишь соседа, что начал бороду брить...» — продекламировал он, обращаясь к Матео и Марсиалю.
— «То знай, что тебе придется таким же бритым ходить!» — закончила Асенсьон, ласково потянув Матео за ус.
Остальные дружно рассмеялись.
После десерта бои подали «Джонни Баркер» и «Вдову Клико». Эмилио — раскрасневшийся, с блестящими глазами — поднялся, поднял бокал и провозгласил тост за новобрачных и за их семью, в которой, как подтвердил Мануэль неделю назад, скоро ожидается пополнение. Гости разразились аплодисментами, радостными
Килиан воспользовался всеобщей суматохой, чтобы выйти в сад покурить. Вскоре туда же вышла и Хулия — ее щеки все еще горели. Она оперлась на изгородь, отделявшую маленький садик от остального двора.
— Поздравляю, Хулия, — сказал Килиан, предлагая ей сигарету, от которой она отказалась.
— Спасибо, — ответила она, сложив руки на животе. — Мы очень рады. Это такое странное чувство... — Затем посмотрела на Килиана и спросила напрямую: — Когда ты собираешься домой, Килиан? Сколько времени ты не виделся с матерью?
— Почти пять лет, — ответил он.
— Как долго...
— Знаю. — Килиан поджал губы, давая понять, что не собирается вдаваться в объяснения.
Хулия откровенно любовалась чертами лица и фигурой Килиана. Килиан и Хакобо были очень похожи и излучали необычайную силу. И в то же время трудно было представить более разных людей. Самым главным отличием была та особая чувствительность, что переполняла его крепкое тело и порой выплескивалась наружу, несмотря на все его попытки казаться холодным и отстраненным.
В глубине души Килиан глубоко страдал. Страдал, когда приехал на остров, страдал, привыкая к этому миру, столь непохожему на его собственный, стараясь заслужить уважение товарищей; страдал, сидя у постели отца в последние минуты его жизни, отказываясь ехать домой... Как, должно быть, трудно ему было сдерживать чувства — сострадание, человечность, порой даже нежность — в мире людей, озверевших от тяжелой работы и адского климата.
Братья внушали Хулии совершенно разные чувства. Страстное влечение, которое она питала к Хакобо, было совсем не похоже на сестринскую нежность, которую она испытывала к Килиану.
— Я бы не пережила, если бы так долго не видела своего сына, — не отставала она. — Просто не выдержала бы. Уверена.
Килиан пожал плечами.
— Такова жизнь, — сказал он.
— Жизнь бывает такой, какой мы сами ее делаем. — Она невольно вздрогнула, вспомнив поцелуй Хакобо. — Вот, например, что тебе мешает сесть на корабль или самолет и съездить домой?
— Многое, Хулия, очень многое.
— Я не имею в виду деньги.
— Я тоже. — Килиан затушил сигарету и подался вперед, облокотившись на изгородь, горячую от солнца. — Я не могу поехать, Хулия. Пока еще не могу. Я вижу, тебе нравится твоя новая жизнь, — сменил он тему.
— О да, ты не поверишь... Хотя сначала, конечно, пришлось притираться друг к другу.
—
— Да, очень хороший. — Хулия опустила взгляд. — Предлагаю сделку: я открою тебе один секрет, если ты скажешь, почему не хочешь ехать домой.
Килиан улыбнулся: вот ведь настырная женщина!
— Я не готов.
— Не готов? — нахмурилась Хулия. — К чему не готов?
— Ко всему. Не готов видеть муку на лице мамы, не готов видеть папину тень в каждом углу... Ко всему, Хулия. Ничто уже не будет прежним, когда я вернусь. Издали легче поддерживать иллюзию, что дома все как прежде, — ответил он, задумчиво глядя вдаль. — Вот так. Ну, а теперь твоя очередь. Какой секрет ты хотела открыть?
Хулия немного помолчала. Она подумала, что в ее случае расстояние помогло бы устоять перед соблазном. Она решила уклониться от ответа, произнеся наигранно веселым тоном:
— Я узнала, что твоя сестра тоже беременна. Дети всегда приносят столько радости! Ты знаешь, мой отец уже придумал имя. Он говорит, что если будет девочка, я могу назвать ее, как захочу, но если родится мальчик, мы назовем его Фернандо, это решено. Он заключил пари на тысячу песет со своими друзьями из казино, что в каждом испанском доме в Гвинее есть хотя бы один Фернандо. Мы проверили все семьи, и в конце концов оказалось, что он прав!..
Килиан не смог сдержать улыбку.
— Красивое имя, — заметил он. — И очень подходящее.
— Можешь сказать это Каталине. Хотя она собирается назвать ребенка Антоном, в честь деда — если это будет мальчик, конечно...
— Даже не знаю. Если давать детям чьи-то имена — волей-неволей будешь сравнивать. В конце концов, никогда не знаешь, что окажется лучше: копия или оригинал.
— Да брось, Килиан! — отмахнулась Хулия. — Уж не заразился ли ты африканским духом, который в тебя так старается вдохнуть Хосе?
Килиан смущенно приподнял бровь.
— Жизнь — это нескончаемый круг, — сказал он, пожав плечами. — Все повторяется — да, при других обстоятельствах, но суть остается та же. Как в природе. Здесь легче, чем где-либо еще, проследить круговорот жизни и смерти. Как только ты это поймешь, все станет намного проще. Ты знаешь, как любила говорить моя бабушка — еще там, в нашей долине, когда я был маленьким? Чтобы знать, что такое жизнь, надо знать, что такое смерть. А ведь она за свою жизнь видела смерть многих людей — я уже не говорю о тех, что погибли в Гражданскую войну...
Хулия ощутила внезапный озноб и зябко потерла руки.
— Нам лучше вернуться в дом, — сказал Килиан, выпрямляясь.
— Да, пожалуй. Могу поспорить, ты хочешь знать, о чем они сейчас говорят.
— О политике? — предположил он.
Хулия улыбнулась и кивнула. Килиан посмотрел ей в глаза, тоже улыбнулся и нежно поцеловал в щеку.
— Ты заслуживаешь самого лучшего, Хулия, — сказал он, подмигнув. — Пусть и не все твои мечты сбылись...
Она покраснела.
— Ты тоже, Килиан. Вот увидишь... Все лучшее в жизни у тебя еще впереди.