Печаль весны первоначальной

Клейман Борис Маркович

– Припоминается эта история. Мы Мирку в другой садик возили. Как тут доглядишь за всеми... За халатность? Хорошо ещё отделалась. А что дети?

– К счастью без последствий. Я, честно говоря, потом долго себе представляла всякие последствия. Если б что-нибудь с кем-нибудь... даже не знаю...

Они замолчали. Соня отвернулась к боковому окну. Она сняла слезинку со щеки и нарисовала на стекле круг.

– Ладно-ладно. Во-первых, время прошло. Во-вторых, все, хвала Богу, здоровы. А в третьих, у меня был совершенно аналогичный случай на педагогической практике. Началась она в сентябре и все классы -

и средние, и старшие - отправили на картошку. В моём седьмом классе учились какие-то недоумки полные. Не все, конечно. И мальчишки были умницы, и девчонки... Но выделялся среди них один Суханов Саша. Так он в обеденный перерыв выдернул где-то брюкву или сахарную свёклу и давай её с хрустом жрать. Немытую. Отрезает, подлец, по кусочку и жрёт. Я ему говорю: ты, мол, что делаешь? Тут коровий навоз как удобрение разбрасывают, глистов нахватаешь. Тебе самому не брезгливо? А он нагло в лицо смотрит, тринадцатилетнее животное, ржёт во весь рот, и жрёт. Да и хрен с тобой, думаю, жри, свинья. Не драться ж с ним.

– И что?

– Через три или пять дней гепатит, месяц в школу не ходил. А мне выговор влепили по партийной линии - я ж тогда ж честнейшим коммунистом старался быть. Чуть из универа не попёрли. Так, выходит, мы одинаково с тобой битые. Я через год сам из этой честнейшей партии вышел - как-то вдруг обрыдла она мне. Какие-то знаки сложились в систему... Давай-ка, пока движемся, вернёмся к курсовой.

И они заговорили о нарративе и его отличии от текста. Уточняли формулировки. Давали определения. Разбивали на подглавки и параграфы.

– Вы всё запомните?

– Ну, если забуду, подскажете, надеюсь, - лукаво посмотрела Соня на профессора.

– Тогда вторая глава, - на пару секунд он оторвал взгляд от суровой дороги.

Ему очень хотелось остановить машину, запустить пальцы в её волосы, поцеловать в губы, в глаза, в щёки. Так хотелось, что он замолчал и чуть не въехал левым колесом в промоину.

– Ой, бя-ада!..
– акая, как местные жители, протянул он.

– Чтой-то вы по-турмудски заговорили?

– Что ж, продолжим по-турмудски. Кыкет-иез йыр, - пропел он с тоническим ударением на местном языке.

– О Господи! Вы ещё ко всему и турмудский знаете!

– Мы же здесь живём. Хотя бы "тау" спасибо, "вае" извините знать обязаны. Только не говорите, что вы в шоке.

– Я глубже. А что?

– Сейчас все говорят "в шоке". Прикольно, зачётно, респект. И "вау!" - по любому поводу.

– Ещё появилось новенькое "упс!" И вечное "волнительно".

– Вас тоже раздражает? У Эллочки-людоедки в лексиконе было больше слов. Читали?

– Кино смотрела, - у Леонида Михайловича скорчилась брезгливая рожа.

– Да читала-читала!
– отреагировала на неё Соня весело.
– Я ж всё-таки не до такой степени... филолух. Это я прикалываюсь над вами. А вот вы помните фамилию её мужа-инженера?

– Щукин.

– А имя мадам Грицацуевой?

– Э-э-э... Наталья Крачковская.

– То-то!

– Прикольно. Нет у неё в романе имени. Старгород, улица Плеханова, пятнадцать. Вдова инвалида империалистической войны. Всё. Поймала! Унасекомила профессора!

Оба смеялись, болтали, шутили. Леонид Михайлович сбивался то на "ты", то продолжал на "вы". Почувствовалась близость душ, резонанс, общность - как

это выразить? Сухо по-семиотски: тождественная интерпретация одинаковых знаков? Ничего не объясняет - радости в таком определении нет, радуги, солнца. А напряжение, действительно, куда-то ушло. Даже дорога перестала раздражать. Перед торможением у очередной ямы в лобовое стекло ударился шмель.

– Ух ты!
– воскликнула Соня.

– Здорово, парень! Тебе не с нами. Сюжет во второй главе должен определяться по-лотмановски...

– То есть?

– Я найду вам ссылку. В "Семиосфере", кажется. Как последовательность поступков.

– И что из этого следует?

– Это определение отсекает все нехудожественные тексты: инструкции, правила пользования, порядок эвакуации - хотя в них и содержится последовательность поступков.

– То есть текст и нарратив... отличаются наличием поступков?

– Правильно, правильно.

– Но в порядке эвакуации или сборки детской кроватки поступки всё-таки есть...

– Я ошибся. Есть действия, а не поступки. Поступок - это моральный выбор между добром и злом.

Соня задумалась.

– Главное понятно, но... бессюжетные произведения. "В поисках утраченного времени", к примеру. Стихи. "Люблю грозу в начале мая..."

– А вот этого не надо. А то не выберемся обратно. Проблема. Тем более у Пруста нарративом являются все семь томов, а не один роман. Такой прозы мало, и она экспериментальна. И рассматривать её надо вместе со стихами в куинет-и йыр.

– Я поняла. Спишите слова - выучу.

– А лучше оговорить в первой главе и не рассматривать совсем. И второе, что даёт этот лотмановский подход, - новое видение сюжета. Сюжет - это то, что вычитывает читатель. Сколько читателей - столько и сюжетов. Кто-то писал об этом... В Новосибирском журнале, вроде... Вспомню. Сколько сюжетов в "Войне и мире"? Какую последовательность поступков видит читатель, о том он и говорит. Эволюция души Наташи. Метания Болконского и Пьера. Бомонд Москвы и Петербурга. Война. Трактовка Наполеона. Мир. Крестьянская народная жизнь. Историософия. Всё это навскидку.

– Ну, это эпический роман. А семейная сага, к примеру... Впрочем, да. И там тоже. А детектив?

– Информационный текст. В лучшем случае с элементами личного стиля автора или социальными проблемами. Сименон, Кристи... Но и тут есть подводные камни: Достоевский по большей своей части - детективы писал. Гайдар, если вдуматься, "На графских развалинах", "Судьба барабанщика"... Если вы возьметесь за детектив, обратите внимание, что у Конан-Дойла есть совершенно примитивные рассказы - и их большинство. Не люблю. Тоже следует отсечь в первой главе. Хотя есть эксперименты и в этом жанре - Коллинз, например.

– Фил Коллинз? Ударник из "Генезиса"?

– Знаете, Соня, - вздохнул профессор, - мы с вами всё-таки разных генераций.

– Мне так нравится прикалываться над вами, господин профессор, вы себе не представляете! Вы имели в виду "Лунный камень"?

– Опять поймала... Откуда такие горизонты начитанности?

– Предки собирали домашнюю библиотеку. Начиная с бабушки и дедушки. Вся квартира в стеллажах. Ещё из журналов выдёргивали...

– Это нам знакомо - и переплетали? И роман-газеты переплетали? И "Иван Денисовича..." прятали?