Пепел Анны

Веркин Эдуард Николаевич

— Иконы Казанской Божьей Матери, — сообщила она. — А раньше тут ничего такого не было, обычный дом, кажется…

Мама любит соборы. Стоит оказаться в Барселоне, как сразу бежит в Саграда Фамилию смотреть, достроили ли? Опять же каждый раз, когда мимо Кельнского собора проходит, всегда подписывает петицию о переносе вокзала на другой берег, лучше вообще в Румынию.

— Хорошо сделано, — сказала она. — В новгородском стиле, неожиданно для Латинской Америки. Хотя, по-моему, не чистая новгородчина, сильно вижу Псков, да и московское влияние есть, погляди — колокольня-то шатровая!

Я поглядел.

Колокольня шатровая. Псковское влияние. Московское влияние. У нас дома три альбома таких.

— Но по-настоящему новгородских церквей уж не найти, — сообщила мама с сожалением. — В самом Новгороде и то немного, из старых.

Сейчас про лепоту расскажет. Все не Джексонвилл.

— Старые новгородские храмы все неровные, — сказала мама. — Они точно руками вылеплены, а не по линейке отчерчены, чтобы казалось, что храмы живые. Окна и те разного размера делались. А здесь…

Мама кивнула на гаванскую церковь.

— Здесь все ровно.

— У нас давно все ровно, — напомнил я. — Везде все ровно.

— Это неудивительно, — вздохнула мама. — Новое время, мир — как машина, а в машине не может быть кривых частей. Так проще. Но что-то в этих равных долях исчезло…

Я, как достойный и образованный сын, должен был поддержать маму в ее тоске по старым добрым ламповым временам, но я не поддержал. Маме стало скучно, и про зловещую роль золотого сечения в мировой истории она рассказывать не стала, мы продолжили путь в Аламар, обогнули бухту, затем снова повернули к морю.

— Ты, пожалуй, прав, — сказал мама после поворота. — Кое-что меняется даже здесь, видимо, без обновления совсем никак. Но не мороженое. Мороженое не меняется. А знаешь почему?

— Почему?

— Оборудование. На новое оборудование нет денег, а старое может работать исключительно на настоящих сливках. Бывает, что цивилизация работает против человека.

Выбрались на окружную дорогу, я отметил, что стал узнавать местность, по этой дороге мы с отцом в Санта-Клару ездили, приметные пальмы.

— Понимаешь, настоящее мороженое совершенно не такое, как мы привыкли, — мама старомодно выставила в окно локоть. — Оно не слишком сладкое и не слишком жирное. Потому что если слишком сладкое, то сахара, значит, переложили неспроста, а чтобы отбить вкус масла. А масло перекладывают, чтобы…

— А как же кашу маслом…

Это профанский взгляд. Маслом можно все что хочешь испортить. Слишком жирное мороженое отбивает всякое желание его есть, хуже — при поедании неправильного мороженого увеличивается риск заболеть многочисленными болезнями…

Я смотрел на дорогу. Справа катила колонна бледнолицых велосипедистов в майках с канадским кленом.

— Да, сейчас у нас много мороженого из Европы, и там порой интересные вкусы встречаются, особенно швейцарские сливки. Но с классикой все равно ничего не сравнится.

Я неосторожно вспомнил, что Великанова была в Голландии и пробовала рыбное мороженое. Мама тут же сказала, что пищевые предпочтения, равно как и пищевая неразборчивость могут сказать про человека многое. Нельзя полностью доверять людям, склонным к нарушению границ. А потом, мороженое с рыбой — это редкая дрянь.

— Понимаешь, должны быть некоторые незыблемые вещи, — мама даже скорость от возмущения снизила. — Кофе, мороженое, пирожки с капустой. Если Великанова ест мороженое с рыбой, то она… она, кстати, электронные книги читает или человеческие? Впрочем, не отвечай, и так ясно, что электронные. А это, знаешь ли, диагноз…

Примерно следующие десять километров в маме бушевал паладин Ложи Гутенберга. Было много сказано про аматеров электронного чтения, которые с виду вроде бы обычные люди, но в сущности призывают царство Антихриста на Землю, я же думал про панцирных щук. Все-таки это удивительно мерзкие рыбы.

— Мир делится на тех, кто читает электронные книги, и тех, для кого это неприемлемо. Первые преимущественно путешествуют в электричках…

Мама еще раз помянула Великанову и ее безрадостное будущее, но тут мы повернули и приехали в Аламар.

Аламар не впечатлял. Может, восемнадцать лет назад он выглядел привлекательнее, но не сейчас. Хотя, наверное, привлекательнее он выглядел сорок лет назад, когда строился и готовился к радостному будущему. Сейчас похож на сарайный городок. Пяти- и шестиэтажные дома раньше явно были белого цвета, сейчас посерели, порыжели, а кое-где проросли черными пятнами плесени. Жара и влажность поработали над застройкой, но местные поработали еще больше — к каждому дому пристроили жестяные гаражи, дощатые сараи, непонятные строения из фанеры. Целых окон мало осталось, но жители поменяли их на решетчатые деревянные жалюзи. Газоны между домами оказались вытоптанными до красноты, на некоторых зеленели свежие огороды, на других играли в футбол дети. Лениво так, в охотку, у нас так не играют, у нас футбол война.

— Очаровательное местечко, — сказала мама. — Магазин два раза направо.

Она сделала направо первый раз.

Хотя кое-где дома выглядели неплохо, кое-где их даже подкрасили бордовым.

Мама сделала направо второй раз.

Лучше бы они не подкрашивали дома бордовым. Сезон дождей, все такое, стены потекли небольшим таким сайлент хиллом.

— Я так и знала! — мама просигналила. — Все на месте! Смотри!

Больше всего магазин напоминал КПП Кантемировской дивизии. Первый этаж из тяжелых бетонных блоков, второй надстроен неровными пеноблоками, проложенными серым цементом. Капонира с башней от БМД нет, но, не исключено, раньше он имелся.

Мама припарковала БМВ возле удивительно самодельного автомобиля, построенного, как мне показалось, из телеги и лодочного мотора. В телеге спал местный человек в красной футболке.

— Ну вот и приехали, — мама с энтузиазмом вылезла из машины.

И я вылез.

Местный человек услышал нас и, не вылезая из мототелеги, стал предлагать сигары, кофе с фабрики, бусы из раковин и экскурсию вдоль океана. Не очень усиленно он это делал, так, на отвяжись.

В магазине торговали хлебом, сухим молоком в жестяных банках, джемом в стеклянных банках, макаронами, рисом, пивом. И мороженым. Для мороженого отводились два больших прозрачных ларя, мама направилась сразу к ним. Толстая продавщица за прилавком нами не заинтересовалась, читала газету, я хотел пить, купил полтора литра за один кук, мама очнулась от созерцания и отправила меня к машине за холодильником. Местный человек снова предложил мне сигары, бусы и экскурсию к самому большому баобабу на острове.