Пепел Анны

Веркин Эдуард Николаевич

— Все люди делятся на дядю Ваню и… — мама посмотрела на холодильник. — Там, в пьесе, нет никого, кто был бы наоборот. Одним словом, на дядю Ваню наоборот. Вот те, кто дядя Ваня, — они всю жизнь продают у дороги гуавовое варенье. А те, кто наоборот, — они…

Мама немного запуталась и повторила, что дядя Ваня со своим небом в алмазах может идти наискосок облезлым перелеском, мама не собирается ехать в жаре. После чего поступила находчиво — выщелкнула из холодильника восемь морозильных контейнеров и разложила их возле обдувных сопел, вентиляцию же мама запустила на полную. Оказалось, что такой метод

вполне себе действенный, прохладно стало почти сразу.

— А мороженое?

— Ну, мы же его попробовали, убедились, — зевнула мама. — Отец мороженое не любит… Надо его выкинуть.

— Зачем? — не понял я.

— Знаешь, я не хочу ехать в Гавану в сушилке для грибов, — мама стукнула БМВ. — Он не может кондиционер заправить, а я страдай. Поэтому сделаем так.

Мама опрокинула холодильник, высыпав мороженое на заднее сиденье.

— Мороженое растает, — сказал я. — Так мы его не довезем.

— Да, — согласилась мама. — Надо выкинуть, я же говорю, все сиденье перепачкает, отец разорется.

— Может, его это… — я кивнул в сторону Аламара. — Вернуться и раздать?

— Кому?

— Местным. Здешним то есть, футболистам.

— Да брось ты, — махнула рукой мама. — Как ты это себе представляешь? Раздать надкусанное? Не смеши.

Ну да.

— Сегодня, между прочим, в ресторан напротив Капитолия лобстеров завозят, — сообщила мама. — Если до одиннадцати успеем, то попробуем свежевыловленных…

— А если после одиннадцати?

— А если после одиннадцати, свежих не будет — будут котлеты. Это… другой вкус.

Мама выгребла мороженое с сиденья в кювет. Мимо нас протарахтела мототелега. За кормилом ее сидел местный, он рулил. За ним в телеге трясся горбатый человек в плаще. Я думал, тот же, что в Санта-Кларе, фотограф, но этот горбач оказался другой, лицо еще длиннее и носатее, и руки длинные, как у моего деда по отцовской линии, он был тракторист. Горбатый держался за телегу и смотрел немигающим взглядом поперек дороги. Наверное, местный человек уговорил его посетить экскурсию вдоль морского побережья, или съездить в частную сигарилью, или купить кофе, или шляпу из плетеной соломы.

— Эй, что с тобой? — мама ткнула меня в бок.

— Да это… Смешная телега.

— Смешная телега, смешная телега… По-моему, у Томаса Манна есть про некую телегу, помнишь, в «Волшебной горе»…

— Там нет про телегу, — перебил я.

Я, само собой, «Волшебную гору» не читал, но и мама наверняка ее не блестяще помнила, мама запнулась, и мы вернулись в город и успели к полуденным лобстерам напротив Капитолия.

Отец уже заказал столик и дожидался нас в ресторанной темноте, читая книжку на испанском и дразня ногтями по стеклу полосатого астранотуса. Настроение у отца было умиротворенным, он предложил плотно перекусить и отправиться на кладбище Колон.

Мама засмеялась, напомнив, что она восемнадцать лет назад на кладбище Колон не была и сейчас туда не поедет, ей непонятны поклонники чуждых могил, лично она никакого успокоения на кладбищах не ощущает, а если отец намерен покормить тамошних кошек, то пусть так честно и скажет. Отец явно хотел покормить кладбищенских кошек, еще бы, конкурент Иван Никифорович дышит в затылок, но стал доказывать, что кладбище Колон ему интересно само по себе, там множество достойных людей и архитектурных памятников, культурный человек там часами способен ходить и наслаждаться. Отец недавно делал оттуда репортаж, кладбище серьезно отремонтировали, как новенькое стало. Там захоронен миллион человек, в частности, чемпион мира Касабланка и целая куча знаменитых боксеров, если ты устанешь бродить между миллионом могил, ты можешь отдохнуть в сени красивого склепа.

Я стал склоняться к посещению кладбища, но тут принесли обед. Мы хорошенько пообедали, и после обеда мне не сильно захотелось на кладбище, на могилы шахматистов, боксеров, поэтов и композиторов. Отец сказал, что я и мама все следующие восемнадцать лет будем жалеть и биться головой, но за вихры он нас тащить не станет, свобода воли, то-се. Мама ответила, что переживет, с трудом, но переживет.

Мы разошлись каждый в свою сторону, мама взяла велосипедного человека и отправилась в гостиницу работать над рукописью, отец забрал БМВ и не сказал куда, но я думаю, все-таки на кладбище. Я остался один. В гостиницу не хотелось. Некоторое время я посидел на скамейке, потом заглянул в магазин и купил воды. Потом я не знал, что делать. Мне хотелось увидеть Анну, поговорить с ней об этих странных людях, которым не жарко в плащах, ну, или просто прогуляться вдоль моря. Я позвонил ей, она ответила, сказала, что сегодня действительно занята, завтра у нее свободный день, можем встретиться.

Так вот. Всего два часа дня, я не знал, что делать. Возле остановилось такси, водитель предложил ехать куда-то за десять куков, я сел в машину. Он все тарахтел про Эль Моро и Малекон, но я вдруг сказал, что хочу в школу Гагарина, водитель сразу понял.

Водитель попался неторопливый, ехал медленно. В этот раз я меньше смотрел на море и народ на набережной, а больше смотрел на дома. Мне понравился один дом в самом конце, высокий и отдельный. Я подумал, что хорошо, наверное, там жить на последнем этаже. Вот так, возле большого окна.

Водитель остановился прямо напротив ворот школы Гагарина, спросил, надо ли подождать, я сказал, что не надо, он забрал деньги и укатил. Я не знал, зачем я сюда приехал, на входе стояла одинокая табуретка, охранник ушел, ну или и не приходил.

Внутри было, как вчера, тихо. Я побродил по двору, постоял под деревом Гагарина. Сейба. Подумал, как эта сейба размножается, семенами или побегами? Вот если взять шишку, привезти домой, посадить на даче, в теплицу. Подрастить чуть, а потом подарить в дом детского творчества, в зимний сад, пусть и у них.

Обошел двор вокруг еще раз. Вчера здесь было по-другому, а сегодня скучно и плоско. Наверное, солнце чуть не с той стороны, отчего половина двора лежит в тени, а на другой светло, и граница слишком четкая и точно плавится в обе стороны. Голова от этого терминаторства болит. То есть глаза болят, мне в глаз попала морская вода, вот теперь растер.

Трещины в бетоне оказались глубже, чем вчера мне показалось.

Поднялся на галерею. Что-то плохо сегодня думалось. И горло заболело, вот не надо все-таки есть мороженое в жарком климате, пусть и самое вкусное в мире. Хорошо, что орехов у ореховой женщины не купил, тогда точно горло распухло бы не хуже глаза.