Пепел Вавилона
Шрифт:
— Я всегда уважала вас, сэр. Вы много сделали для независимости Пояса. Я горжусь тем, что работала с вами. Прежде чем продолжу, я прошу понять, что целиком и полностью предана нашему делу. По трезвом размышлении, после долгих раздумий я вижу, что не могу принять перемены в плане перераспределения. Я понимаю, что стратегия требует лишить поставок врага, но совесть не позволяет мне отказать в обеспечении нуждающимся гражданам Пояса. Поэтому я решила продолжать план перехвата и снабжения в таком виде, как он был принят изначально.
Строго говоря, я выхожу из повиновения, но твердо верю: вспомнив, что Свободный
Она закончила салютом по форме Свободного флота. Эту форму, как и все прочее, создал его отец. Филип прослушал заново, с начала до конца, ощущая, что Марко смотрит больше на него, чем на женское лицо на экране. Камбуз опустел. Нет, не просто опустел. Обезлюдел. Команда «Пеллы», не дожидаясь приказа, эвакуировалась, оставив помещение Марко с Филипом. Если бы не задержавшийся в воздухе запах карри, не кофейные пятна на столах, можно было поверить, что корабль только что принят.
Филип не знал, сколько раз просматривал это сообщение отец, как он воспринял его в первый раз и что он скрывает сейчас за маской спокойствия. Неуверенность узлом стянулась под ложечкой. Филип понимал, что это сообщение — экзамен для него, и не знал, что делать.
Когда Мичо Па отсалютовала второй раз, Марко расправил плечи, движением показывая, что пора переходить к следующей части разговора, какой бы она ни была.
— Это мятеж, — сказал Филип.
— Да, — хладнокровно, взвешенно ответил Марко. — Ты думаешь, она права?
«Нет!» уже рвалось из горла, но Филип его проглотил. Слишком очевидный ответ. Он, ощущая на себе отцовское внимание, как горячий луч, взвесил вариант «Да». И тоже отбросил.
— Это не важно, — медленно заговорил он. — Не важно, права она или нет. Она подрывает твою власть.
Марко протянул руку и пальцем надавил сыну на кончик носа. Как в детстве, когда они были еще отцом и сыном, а не вождем и подчиненным. Взгляд Марко смягчился, ушел в сторону. Филипа пронзило мгновенное, беспричинное чувство одиночества.
— Подрывает, — согласился Марко. — Даже если она права — а она не права, но даже если… — могу ли я это спустить? Это было бы приглашением к хаосу. Хаос… — Он хихикнул, покачав головой. Гнев напугал бы Филипа меньше.
Скопившиеся в животе сомнения зашевелились. Что же это, им конец? Все разваливается? Видение системы, вымечтанной отцом: космических городов, нового человечества, освобожденного от гнета Земли и Марса, стерегущего порядок миров Свободного флота, — разбилось вдребезги. Сквозь трещины проглянуло другое будущее. Смерть, борьба, война. Труп Земли, Марс как город–призрак, осколки Свободного флота, насмерть сцепившиеся друг с другом. Вот о чем Марко сказал: «хаос». Филип больше не сомневался. К горлу подступила тошнота. «Кто–то должен этому помешать». Он помотал головой.
— Когда–нибудь… — сказал Марко и, не закончив мысли, повторил: — Когда–нибудь.
— Что делать? — спросил Филип.
Марко пожал ладонями.
— Не доверять больше женщинам.
Коснувшись переборки стопой, он направил себя к выходу. Филип посмотрел, как отец ловит скобу и подтягивается за нее в коридор в сторону своей каюты. За ним невидимками плыли вопросы без ответов.
Оставшись один, Филип убрал звук и еще раз прокрутил сообщение. Он встречался с этой женщиной.
При желании, постаравшись, он мог увидеть в ней все что угодно.
Тихий звук заставил его оглянуться. Сарта вплыла в камбуз ногами вперед, поймала скобу на стене, зацепилась лодыжкой и приняла инерцию на колени. Безрадостная улыбка словно копировала состояние Филипа, и ему пришлось подавить вспышку ярости при мысли, что она переживает известие так же, как он. От лифта донесся голос Карала — тихий и размеренный. Розенфелд ответил ему — тихо, слов не разобрать. Стало быть, они в курсе, что Марко ушел. Что личная аудиенция окончена.
Сарта подбородком указала на экран.
— Эста дерьмо, кве?
Выпытывает, хочет вызнать то, что Марко счел нужным от нее скрыть. И не только от нее.
— Он это предвидел, — сказал Филип. Он даже не солгал. Пусть Марко не говорил такого прямо, все равно это правда. Филип постучал себя пальцем по виску. — Зиал, чего ожидать. Все будет просто прекрасно.
За три следующих дня свободного дрейфа Филип убедился, что беспокойно не только команде «Пеллы». Кажется, ежечасно поступали новые запросы на связь. Шифрованные сообщения по лучу выстроились к «Пелле» в очередь, дожидаясь ответов Марко. Розенфелд, как член внутреннего круга, брал на себя все, что мог. Он дошел до того, что оккупировал командную палубу, превратив ее в личный кабинет. В боевой штаб, пока Марко «не выйдет из шатра» — что бы это ни значило.
Филип изо всех сил излучал уверенность. У отца есть план. Он привел их сюда, и нечего сомневаться, что поведет и дальше. С ним соглашались — по крайней мере, пока Филип был рядом. Хотел бы он знать, что говорят, когда его нет. Все они вместе прошли сражения. Они разделяли победы и долгие часы ожидания, пока захлопнется расставленная ими ловушка. Сейчас было иначе. Такое же ожидание, только вот, не зная, чего они ждут, люди начинали подозревать, что ждать–то нечего. Даже сам Филип.
Под конец третьего дня Розенфелд пригласил Филипа к себе в штаб. Старик выглядел усталым, но его изъеденная цистами кожа мешала распознать, что выражает лицо. Все экраны Розенфелд отключил. Без дисплеев, создававших иллюзию глубины и света, в командном центре стало тесно. Розенфелд плавал над амортизатором, наклонившись под небольшим углом к кораблю, отчего казался и выше, и грознее.
— Итак, юный Инарос, — заговорил он, — похоже, у нас проблема.
— Не вижу проблем, — возразил Филип, но усмешка в глазах старшего сразу показала ему, как беспомощно это прозвучало. Розенфелд сделал вид, что не услышал.
— Чем дольше мы не реагируем на… скажем так, «изменения ситуации», тем больше разрастаются сомнения, да? Инарос–отец — лицо и голос Свободного флота. Был ими с самого начала. Его талант, да? Особый дар. Но… — Розенфелд развел руками, — Но его здесь нет.
— У него есть план, — сказал Филип.