Пепел Вавилона
Шрифт:
Только капкан так и не защелкнулся.
Когда пристыковались первые корабли: два военных транспорта с Земли и один с Марса, — Алекс затаил дыхание. Церера — портовый город Пояса — выглядела беззащитной и заманчивой, как сыр в мышеловке. Диспетчерская дала разрешение на посадку. Единый флот занял причалы, солдаты хлынули в порт, момент для контратаки настал и миновал. Стекались сообщения — многие прямо к Фреду Джонсону. Свободный флот ушел. Никакого вооруженного сопротивления. Ни одного солдата, всего несколько мин–ловушек, пустые склады и резервуары, служба безопасности ободрана до минимума и спешит сдаться любому, кто согласится взять вожжи.
Битвы за Цереру не случилось. Вместо боя единый флот с местными инженерными службами латал системы жизнеобеспечения и восстановительные установки, спасая станцию от гибели. Фред Джонсон все время до посадки «Росинанта» провел, гоняя по направленному лучу переговоры с оставшейся на Луне Авасаралой и с каждым готовым ответить с Марса, где вотум недоверия Смиту разросся до полномасштабного конституционного кризиса. Едва причалили, Фред со свитой безопасников затерялся в вихре совещаний с местными группами АВП и исхудавшим, ошарашенным административным аппаратом.
Остальная команда отправилась в бар.
Поначалу странно было — и до сих пор странно, если задуматься, — как население Цереры встречало новых захватчиков. Все, кто попался Алексу на глаза, отдавали смесью растерянности, облегчения, гнева и какой–то неопределенной печали, облаком пара расползавшейся по коридорам. Церера была крупным портом, годами не зависела от внутренних планет, а теперь те ее отвоевали. Или, может быть, спасли. Никто как будто не понимал: видеть в едином флоте карающий молот Земли или окончательное доказательство, что АВП Фреда Джонсона — легитимная политическая сила. Или произошло что–то еще более значительное и удивительное?
Жители Цереры робко улыбались, унося в глазах осколки ярости и чувства потери. Даже здесь, в «Голубой лягушке», где команду встретили с распростертыми объятиями и угощали лучшим из того, что осталось, флотские и местные не смешивались, сомневаясь друг в друге. Апартеид исторического выбора. Алекс поймал себя на мысли, что у стойки собрались астеры, а за столиками внутряки, только и это было не так. Ип, Мфаф и все люди Фреда принадлежали к АВП. Даже разделение между людьми было новым, и никто еще не разобрался в новых негласных правилах.
Выйдя из мужского туалета, Алекс уперся в стену звука. За несколько минут его отлучки кто–то затеял караоке и теперь выкрикивал непристойный вариант «Но волвере» Ноко Дада, пропуская мелодические вставки. Задержавшись у края стойки, Алекс окинул взглядом столики, высматривая уголок, где бы можно было перекинуться словцом наедине с Сандрой Ип.
Холден сидел один, ссутулившись над белой кружкой и угрюмо оскалившись. Алекс встревожился. За его столиком болтали, перебивая друг друга, Бобби с Ип, а Мфаф смеялся, слушая их. Ип обернулась к нему, ухмыльнулась, похлопала по стулу рядом с собой. Алекс поднял палец — одну минутку — и свернул к Холдену.
— Эй, партнер, — окликнул он. — Ты как, не рассыпался?
Холден поднял глаза и огляделся, словно не понимая, где очутился. Сказал, помедлив:
— Да нет, ничего.
Алекс склонил голову набок.
— Похоже, три варианта ответа в одной фразе.
— Я… а, да, так и есть, верно. Все хорошо. — Он кивнул на золотистый пакетик в руке у Алекса. — Это что?
Алекс показал. Он получил пакетик в автомате мужского туалета. На фольге красовалась голова дракона и какие–то бессмысленные надписи иероглифами.
Холден наморщил брови.
— Отрезвитель?
Почувствовав, что краснеет, Алекс спрятал смущение за улыбкой.
— Да, подумалось, что скоро может возникнуть ситуация, когда каждый должен быть в состоянии согласиться на то, на что соглашается.
— Ты всегда был джентльменом, — заметил Холден.
— Мама меня правильно воспитывала. А если серьезно, ты в норме? Просто так таращишься на свой кофе, будто обзываешь его нехорошими словами.
Холден заглянул к себе в чашку. Песня закончилась неумелой трелью. Хлопали слабо и редко. Холден повертел кружку на столе, раскрутив черную жидкость. Слышно было, как фаянс скребет по столешнице, пока звук не заглушил новый мотив, под который женский голос завел на астер–креольском песню Чеба Халеда. Голос Холдена, когда тот заговорил, едва слышался сквозь музыку:
— Я все вспоминаю, как мой папа обозвал астеров головастиками прямо при Наоми. И как она это приняла.
— С семьей бывает трудно, — сказал Алекс, — особенно когда замешаны сильные чувства.
— Верно, но я о другом. — Холден растеряно развел руками. — Я всегда думал, если давать людям полную информацию, они поступают правильно, понимаешь? Может, не всегда, но обычно. Чаще, чем неправильно.
— Всякому случается быть немножко наивным. — Прежде чем слова сорвались с языка, Алекс спохватился, что не совсем понял Холдена. Может, надо было принять таблетку отрезвителя еще в туалете.
— Я про факты, — продолжал, словно не услышав его, Холден. — Я думал, если сообщать людям факты, они сделают выводы, а раз факты верны, выводы тоже обычно окажутся верными. Но мы живем не фактами. Мы живем историями. Обо всем. О людях. Наоми сказала: когда упали камни, на корабле Инароса ликовали. Были счастливы.
— А, да. — Алекс потер верхнюю губу костяшками пальцев. — Если подумать, может, они там все мерзавцы.
— Они не людей убивали. В головах у них что? Они нанесли удар во имя свободы и независимости. Или во имя справедливости: за всех астерских детишек, что растут на гормональной дряни. За все корабли, отобранные за то, что не успели оплатить регистрацию. И дома у меня то же самое. Отец Цезарь — хороший человек. Он мягкий, добрый, он забавный, и для него все астеры — Свободный флот и радикалы из АВП. Прикончит кто Палладу, он сперва озаботится падением очистительных мощностей, а потом уж вспомнит, сколько на станции было дошкольников. И задумается, не писал ли стихов сын менеджера с этой станции. И что взрыв станции означает, что Энни из центральной бухгалтерии так и не отпразднует свой день рождения.
— Энни? — переспросил Алекс.
— Я ее выдумал. Кто угодно. Дело в том, что я не ошибался. Насчет говорить людям правду. Я ошибался в том, что им нужно знать. И… может, я сумею это исправить. В смысле, по–моему, я должен хоть попытаться.
— Понятно… — сказал Алекс. Он давно потерял нить мысли, но Холден хоть выглядел уже не таким угрюмым. — То есть ты собираешься что–то сделать.
Медленно кивнув, Холден залпом допил остатки кофе, поставил кружку и хлопнул Алекса по плечу.