Пепел Вавилона
Шрифт:
— Этого будет мало, — возразил Фред. — Земля разбита. Проблем не на одно поколение. Марс то ли рухнет, то ли нет, но есть еще врата. Планеты колонистов. Остаются все факторы, которые поставили Пояс на грань голодной смерти, а нужды в нем все меньше. Мир изменился, и надо идти вперед. Что возвращает нас к Драпер. Ты с ней работал. Она справится?
— Честно говоря, в первую очередь надо бы у нее спросить. Мы все ее знаем. Мы все ее любим. Я бы доверил ей корабль — а вам, кстати сказать, не доверил бы. Если она скажет, что справится, и я так скажу.
— А если она скажет, что нет?
— Тогда спросите Авасаралу, — посоветовал Холден.
— Ее мнение мне уже известно. Ладно, спасибо. Надо думать, пожалею, что спросил, но… чем ты занимался с теми женщинами на камбузе?
Мавра Патель шевельнулась. Впервые выдала, что слушает.
— Снимал. Этот фокус с шариками и хлопками дает интересную картинку, а Моника сказала, ей нужно что- нибудь в этом роде. Я делаю интервью, а она мне помогает монтировать и распространять.
— И зачем это тебе?
— Это то, чего нам не хватает, — объяснил Холден. — Отчего все идет так плохо. Мы не видим друг в друге людей. Даже в новостях речь вечно об отклонениях. Аберрациях. А если астерские станции не бунтуют? Тогда они и не попадают в новости. Тем нужны восстания, протесты, отказ системы. А каково просто здесь жить, обычной жизнью? Об этом на Земле и на Марсе и не слышали.
— Значит, ты… — Фред прикрыл глаза и ущипнул себя за переносицу. — Ты опять распространяешь несанкционированные пресс–релизы? Забыл, как однажды таким образом начал войну?
— Вот именно. Это от разговоров об аберрациях, я тогда думал, что людям это и нужно. Но им нужно видеть весь контекст. Как подростки на Церере первый раз влюбляются. Как на станции Паллада боятся старости. О том, что повсюду делает людей людьми.
— Астеры обрушили на землю ад, — медленно заговорил Фред, — а ты в ответ пытаешься очеловечить астеров? Знаешь, многие назовут тебя предателем.
— Я бы делал то же самое для Земли, но я сейчас не там. Пусть обзывают кем хотят. Я просто добиваюсь, чтобы людям не было так спокойно убивать друг друга.
На экране Фреда высветился тревожный сигнал. Фред посмотрел и смахнул его.
— Знаешь, вздумай кто другой посреди войны распевать песенки, хлопать в ладоши и сеять мир во человецах, я бы назвал это нарциссическим оппортунизмом. Если не манией величия.
— Но я не «кто другой», так что все в порядке?
Фред поднял руки — в его жесте смеха и отчаяния было поровну.
— Мне надо переговорить с Драпер наедине.
— Я дам ей знать, — пообещал Холден, вставая.
— Я сам с ней свяжусь. И еще, Холден…
Холден обернулся. В полумраке глаза Фреда казались совсем черными, зрачок сливался с радужкой. Фред выглядел старым. Усталым. Собранным.
— Да? — спросил Холден.
— Я про песенку, которую они пели. Прежде чем пускать ее в эфир, попроси кого–нибудь перевести. На всякий случай.
Глава 18
Филип
«Пелла» сливалась с черным узелком в сети темных кораблей, соединенных направленными лучами для обмена планами и стратегиями. Полной невидимости добиться не удалось. Враг наверняка сканировал просторы небес в поисках Свободного флота, к тому же дюзовый выхлоп их был так же заметен, как у кораблей Земли и Марса, да и чьих угодно. Мир испещрен миллиардами ровно светящихся точек — звезды и галактики раскинулись во времени и пространстве, потоки их фотонов преломляются гравитационными линзами и подвержены сносу от расширения вселенной. Искорку двигателя легко пропустить, или спутать с другим источником света, или скрыть за одним из астероидов, которых в системе — как пылинок в соборе.
Никто не знал, сколько их кораблей сумели опознать и проследить внутряки. И не было уверенности, что их датчики выделили все суда так называемого единого флота. Вакуум слишком велик, чтобы быть в чем–то уверенным.
С внутряками проще, потому что многие из них гнали к Церере, однако кто знает, не зависли ли в пустоте на баллистических орбитах несколько погасивших двигатели охотников? Сам Марко прятал таким способом крупицы Свободного флота — во всяком случае, если верить Каралу. Корабли, не задействованные в первых атаках, кружили по своим орбитам на манер теплых астероидов. Спали в ожидании своего срока. Возможно, так оно и было, хоть от отца Филип об этом пока не слышал. А хотелось думать, что отец бы ему сказал.
Пустые дни тянулись долго, скручивались в клубок вокруг одного всепоглощающего вопроса. Контратака. Удар, который докажет, что отступление от Цереры было тактическим ходом, а не слабостью. Этот удар, как ничто другое, — так сказал Марко, и Филип поверил — продемонстрирует, что Свободный флот разбить невозможно. В тренажерках и на камбузах спорили и гадали. Станция Тихо — коллаборационистское крыло АВП. Марс меньше всего пострадал от первых ударов, а наказания он заслуживал не меньше Земли. Луна стала новым центром сил ООН. Станции Келсо и Рея не признали Свободного флота, показав свое истинное лицо.
Еще были подчиненные земным корпорациям добывающие компании по всему Поясу. Легкая, беззащитная добыча. А то закрепиться на Ганимеде, взять в свои руки продовольственное снабжение Пояса. Поговаривали даже насчет посылки экспедиций за кольца. Вернуть свое у колоний, которым в любом случае нечего там делать. Или установить над новыми планетами платформы и собирать с них дань. Устроить политический переворот, а всех ублюдков во всех колодцах — в кандалы.
Филип только улыбался и пожимал плечами — пусть думают, будто он что–то знает. Марко не говорил с ним о своих планах. Пока не говорил.
А потом пришло сообщение.
«Я всегда тебя уважала». Так оно начиналось. Мичо Па, вождь перехватчиков. Филип ее помнил, но своего мнения о ней не составил. Компетентный лидер, скромную славу ей принесли действия на «Бегемоте», когда в медленной зоне сошел с ума капитан. Отцу она нравилась тем, что ненавидела Фреда Джонсона, сбежала от него, и еще она была из астеров, и хороша собой — такое лицо Поясу приятно будет видеть, когда колонистским кораблям вскроют брюхо, чтобы выпотрошить сокровища. Только вот теперь она смотрела в камеру своего корабля: волосы зачесаны назад, темные глаза серьезны. Сейчас она не выглядела хорошенькой.