Пепел Вавилона
Шрифт:
Разросшаяся команда «Росинанта» заняла три столика. Справа от Алекса сидел ухмыляющийся этаким зловещим Буддой Амос с Клариссой Мао, Сан-ю Стейнбергом и голым по пояс юношей, заказанным, как подозревал Алекс, из меню. Слева с головой ушли в разговор Наоми и Чава Ломбо, а Гор Дрога и Зах Казанзакис слушали со стороны, откинувшись на спинки стульев. Другие столики занимали флотские из команд Земли и Марса. Их щеголеватые мундиры и военные стрижки казались здесь не на месте, словно упрекали местную архитектуру, ожидали от нее чего–то большего. Там и здесь кучковались местные, будто обороняли осажденные позиции. В их брошенных украдкой взглядах сквозила не столько угроза, сколько изумление. Музыка, сочась из скрытых динамиков, не заглушала разговоров, омывая бар мерцающими волнами звука, не торжествующего и не печального.
Управляющий — темнокожий, с холодными голубыми глазами и вечным усмешливым прищуром — поймал взгляд Алекса, кивнул и послал к нему разносчицу. Женщина улыбалась почти искренне. Алекс заказал еще по одной для всех и, вернувшись к разговору, понял, что речь уже идет о другом.
— Когда я служила, на этот счет имелись правила, — рассказывала Бобби.
— Но были же и способы: их обойти? — возразила Ип. — В смысле только не говори, что весь марсианский флот соблюдал целибат.
Бобби пожала плечами.
— Отношения с человеком, которым ты командуешь или которому подчиняешься, — не шутка. Позорная отставка с потерей всех льгот, а может, и тюремный срок. Не скоро отмоешься. Но я-то служила не во флоте. Я из десанта. Если в свободное время кое–кто тренируется в паре, никого не волнует, лишь бы на операциях не сказывалось.
— Я слышал, они что–то подмешивают в еду, снижают либидо, — сказал Арнольд.
Бобби пожала плечами.
— Если и так, мало снижают.
— А на «Росинанте»? — Теперь Ип обращалась лишь к Алексу. Определенно, за этим вопросом стояло не только спиртное. — Ваши правила не против дешевого, склизкого братания?
Алекс хмыкнул, не зная, смущаться или возбуждаться.
— Наш капитан с самого начала чертовски близок со старпомом. Ему было бы трудновато подчинить нас другим правилам.
Улыбка Ип дрогнула.
— Ты ведь из флотских, да? Ты с этой канониршей когда–нибудь…
Алекс пожалел, что заказал по новому кругу. Ему понадобится ясная голова.
— Мы с Бобби? Не-а. Ничего не было.
— Мы с ним не так много летали, — добавила Бобби. — И вообще… не в обиду тебе, Алекс.
— Я не обижаюсь.
— Правда? — Ип подалась к нему, абсолютно невинно прижалась коленкой. Или не невинно — но тогда уж абсолютно не. — И даже не хотелось?
— Ну, — сказала Бобби, — однажды ночью на Марсе… Думаю, нам обоим было немножко одиноко. Попроси он, я бы, наверное, согласилась.
— Не знал. — Алекса вдруг обдало жаром, он не мог взглянуть Бобби в глаза. — Ты мне не говорила.
Ип еще крепче прижалась к нему бедром, склонила голову к плечу. Вопрос был ясен: «Тебя это еще волнует?» Алекс улыбнулся в ответ. «Да нет, и никогда особо не волновало».
Наоми повысила голос, перекрывая гул разговоров и музыку. Она нависла над столом, грозила Чаве пальцем. Слов Алекс не разбирал, но достаточно хорошо изучил ее интонации, чтобы понять — она не сердится. Не по–настоящему. Сердилась Наоми тихо.
Вернулась разносчица с подносом выпивки, Ип потянулась к ней за стаканом и к прежней позиции не вернулась. Алекс немного расслабился. Этой конкретной ошибки он давно не делал. Должно быть, перебрал.
— Отлучусь на минутку, — сказал он. — Поищу гальюн.
— Возвращайся скорей, — сказала Ин.
— Положись на меня.
Проходя через зал в помещение за стойкой, Алекс чувствовал себя персонажем пошлого анекдота. Спаривающиеся после боя солдаты — самый старый и затертый сюжет. Но тому есть причины. Напряжение после боя было не похоже на другие знакомые ему ощущения, и надежда от него избавиться пьянила и пробирала до костей. Это касалось не только их с Ип. Дело было даже не в сексе. Он знавал матросов, так притершихся к кораблю, что походили на картинку из учебника, а после акции их пробирало на слезы или часами рвало. Он помнил пилота — ее звали Дженет — та страдала бессонницей. Не могла спать без снотворного. Каждую ночь вставала на час между двумя и тремя ночи. Только не во время акций. Тогда она спала как младенец ночь напролет. Это идет от приматов, чьи тела приспособились к плейстоценовой саванне. Страх, облегчение, похоть и радость упакованы в одно маленькое нервное сплетение где–то в глубине миндалины, и бывает, их замыкает.
Перелет с Земли выдался коротким и трудным и, казалось, затянулся на целую вечность. Дистанционные датчики не выявили активной угрозы между портами Луны и Пояса, но в воздухе всю дорогу дымом висела мысль: не падают ли на Землю незамеченные камни? Или на Марс. Не опережает ли их Марко Инарос — как опережал всегда? Даже Фред Джонсон выглядел озабоченным, вышагивал по коридорам, сцепив руки за спиной. Близилась битва за Цереру. Первый открытый бой в этой войне, начавшейся с засад. Единому флоту предстояло узнать, что может натворить шайка астеров на краденых марсианских кораблях, и были причины полагать, что натворить они могут многое.
Когда выхлоп из дюз осветил Цереру, у Алекса комок подкатил к горлу. Бой на дальней дистанции. Пуск торпед на границе дальности, по непредсказуемым векторам с надеждой быстро подобраться вплотную, увернувшись от залпа ОТО. Он гадал, не умудрился ли Марс разработать торпеды–невидимки, и если да, добрались ли до них изменники, снабжавшие Свободный флот. Он часами просиживал в пилотском кресле, перебирая все выплюнутые приемными датчиками «Роси» аномалии, даже те, что не выглядели опасными. А когда засыпал, продолжал ту же работу во сне.
Когда поступила информация, что Свободный флот разбегается на полной тяге, семечками рассыпается по космосу, он — вместе со всеми пилотами единого флота — искал в этом стратегический смысл. Отследить маневры и тягу, понять, где они сойдутся, что на уме у врага. И ни разу он не поймал никакой угрозы. Уверенность, что замысел есть, а у него просто не хватает ума его распознать, скапливалась в основании черепа, пока глаза не полезли из орбит. Утешало одно: военные Земли и Марса, жившие и дышавшие тактикой боя, пребывали в таком же недоумении. Когда расставленный Свободным флотом капкан защелкнется, они так все и умрут, удивляясь.