Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)

Скотт Вальтер

выражал недовольство по-своему, откровенно пренебрегая

женой, выказывая презрение могущественному и грозному

тестю, недостаточно склоняясь пред волей короля и вовсе

не считаясь с увещаниями дяди, герцога Олбени, в котором

видел своего заклятого врага.

Среди этих семейных раздоров, которые проникали

даже в королевский совет и сказывались на управлении

страной, всюду внося нерешительность и разногласие,

слабовольный государь некоторое

время находил опору в

своей жене, королеве Аннабелле*, дочери знатного дома

Драммондов. Одаренная проницательным умом и твердо-

стью духа, она оказывала сдерживающее влияние на своего

легкомысленного сына, который ее уважал, и во многих

случаях умела заставить колеблющегося короля стойко

держаться принятых решений. Но после ее смерти нера-

зумный монарх и вовсе уподобился кораблю, сорвавше-

муся с якорей и мятущемуся по волнам во власти против-

ных течений. Если судить отвлеченно, можно было бы

сказать, что Роберт нежно любил сына, глубоко почитал

своего брата Олбени за твердый характер, которого так

недоставало ему самому, трепетал в безотчетном страхе

перед Дугласом и не слишком полагался на верность

храброго, но непостоянного графа Марча. Однако его

чувства к этим разным лицам, сталкиваясь между собой,

оказывались так запутаны и осложнены, что временами как

будто обращались в собственную противоположность, и в

зависимости от того, кто последним подчинил себе его

слабую волю, король превращался из снисходительного

отца – в строгого и жестокого, из доверчивого брата – в

подозрительного, из милостивого и щедрого государя – в

жадного, беззаконного угнетателя. Его нестойкий дух,

подобно хамелеону, принимал окраску души того человека,

на чей сильный характер король в этот час положился, ища

совета и помощи. И когда он отметал советы кого-либо из

членов своей семьи и передавал руководство другому, это

сопровождалось обычно крутой переменой во всех меро-

приятиях, что бросало тень на доброе имя короля и под-

рывало безопасность государства.

Неудивительно, что католическое духовенство приоб-

рело влияние на человека, столь доброго в своих намере-

ниях, но столь шаткого в решениях. Роберту не давало

покоя не только вполне закономерное сожаление об

ошибках, действительно им совершенных, но и тот мучи-

тельный страх перед будущими прегрешениями, которому

бывает подвержен суеверный и робкий ум. А потому едва

ли нужно добавлять, что церковники всевозможных толков

приобрели немалое влияние на бесхарактерного государя –

хотя, сказать по правде, этого влияния в ту пору не мог

избежать ни один человек, как бы твердо и решительно ни

шел он к своей цели в делах мирских. Но кончим на этом

наше длинное отступление, без которого, пожалуй, было

бы не очень понятно то, что мы собираемся здесь расска-

зать.

Король тяжело и неуклюже подошел к мягкому креслу

под пышным балдахином и опустился в него с тем насла-

ждением, какое испытывает склонный к лени человек по-

сле того, как долгое время был принужден сохранять одну

неизменную позу. Когда он сел, его старческое лицо, бла-

городное и доброе, выражало благоволение. Настоятель не

позволил себе сесть в присутствии короля и стоял перед его

креслом, пряча под покровом глубокой почтительности

присущую ему надменную осанку. Ему было уже под

пятьдесят, но в его темных от природы кудрях вы не при-

метили бы ни одного седого волоса. Резкие черты лица и

проницательный взгляд свидетельствовали о тех дарова-

ниях, благодаря которым почтенный монах достиг высо-

кого положения в общине, ныне им возглавляемой, и, до-

бавим, в королевском совете, где ему нередко случалось их

применять. Воспитание и обычай учили его всегда и во

всем иметь в виду в первую очередь расширение власти и

богатства церкви, и, а также искоренение ереси, и в

стремлении к этим двум целям он широко пользовался

всеми средствами, какие ему доставлял его сан. Но свою

религию он чтил с глубокой искренностью веры и с той

высокой нравственностью, которая руководила им в по-

вседневных делах. Недостатки приора Ансельма, вовле-

кавшие его не раз в тяжелые ошибки, а иногда и в жестокое

дело, принадлежали скорее его веку и сословию – его

добродетели были свойственны лично ему.

– Когда все будет завершено, – сказал король, – и моя

дарственная грамота закрепит за вашим монастырем пе-

речисленные земли, как вы полагаете, отец, заслужу ли я

тогда милость нашей святой матери церкви и вправе ли

буду назваться ее смиренным сыном?

– Несомненно, мой сеньор, – отвечал настоятель. – Я

молю бога, чтобы все дети церкви под воздействием та-

инства исповеди приходили к столь глубокому осознанию

своих ошибок и столь горячему стремлению их искупить!

Но эти слова утешения, государь, я говорю не Роберту,

королю Шотландии, а только смиренно пришедшему ко