Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
шимся. И вот, по мере того как церковь богатела, ее учение,
к прискорбию нашему, становилось все более темным и
смутным, подобно тому как свет, заключенный в све-
тильник резного золота, виден менее ярко, нежели сквозь
стеклянный колпак. Видит бог, не из желания отличиться и
не из жажды быть учителем во Израиле я примечаю эти
вещи и толкую о них, но потому, что горит в моей груди
огонь и не дает мне молчать. Я подчиняюсь правилам
моего ордена и не страшусь их суровости. Существенны ли
они для нашего спасения или являются только формаль-
ностями, установленными взамен искренней набожности и
подлинного покаяния, – я обязался… нет, больше, я дал
обет соблюдать их. И я должен их чтить непреложно, ибо
иначе на меня ляжет обвинение, будто я отверг их в заботе
о мирских благах, когда небо свидетель, как мало трево-
жусь я о том, что мне выпадет на долю – почет или стра-
дания, лишь бы можно было восстановить былую чистоту
церкви или вернуть учение священнослужителей к его
первоначальной простоте.
– Но, отец мой, – сказала Кэтрин, – даже за такие суж-
дения люди причисляют вас к лоллардам и унклифитам* и
говорят, что вы призываете разрушить церкви и монастыри
и восстановить языческую веру.
– Да, дочь моя, и потому, гонимый, я ищу убежища в
горах, среди скал, и принужден спасаться бегством к по-
лудиким горцам, благо они не столь нечестивы, как те, от
кого я ухожу, ибо их преступления порождены невежест-
вом, а не самомнением. Я не премину принять те меры к
своей безопасности и спасению от их жестокости, какие
мне откроет небо, ибо, если оно укажет мне укрыться, я
приму это как знак, что я должен еще вершить свое слу-
жение. Если же будет на то соизволение господа, ему ве-
домо, как охотно Климент Блэр отдаст свою бренную
жизнь в смиренной надежде на блаженство в жизни вечной.
Но что ты смотришь так жадно на север, дитя? Твои мо-
лодые глаза зорче моих – ты приметила, кто-то идет?
– Я высматриваю молодого горца Конахара. Он про-
водит вас в горы, в то место, где его отец может предос-
тавить вам убежище, хоть и лишенное удобств, но безо-
пасное. Конахар мне часто это обещал, когда я беседовала с
ним о вас и о ваших наставлениях… Но теперь, среди своих
соплеменников, боюсь, он быстро забудет ваши уроки.
– В юноше есть искра благодати, – сказал отец Кли-
мент, – хотя люди его племени бывают обычно слишком
привержены своим жестоким и диким обычаям и не могут
терпеливо подчиняться тем ограничениям, какие на нас
налагает религия или законы общества. Ты никогда не
рассказывала мне, дочь, каким образом, наперекор всем
обычаям и города и гор, этот юноша стал жить в доме
твоего отца.
– Об этом деле, – сказала Кэтрин, – мне известно только
то, что отец Конахара – влиятельный среди горцев человек
и что он настоятельно просил моего отца, с которым ведет
дела (отец у него закупает товар), чтобы он некоторое
время продержал юношу у себя. И только два дня назад
Конахар ушел от нас – его отозвали домой, в родные горы.
– А почему, – спросил священник, – дочь моя поддер-
живает тесные сношения с юношей из Горной Страны и
знает, как за ним послать, когда в помощь мне она захочет
воспользоваться его услугами? Для этого девушка должна,
конечно, иметь большое влияние на такого дикаря, как этот
юный горец.
Кэтрин вспыхнула и ответила, запинаясь, что если и
впрямь она имеет некоторое влияние на Конахара, то, ви-
дит бог, своим влиянием она пользуется, только когда хо-
чет обуздать его горячий нрав и научить юношу правилам
цивилизованной жизни.
– Правда, – сказала она, – я давно ждала, что вам, отец
мой, придется спасаться бегством, и поэтому я договори-
лась с ним, что он встретится со мной на этом месте, как
только получит от меня весть и знак, и я их отправила ему
вчера. Вестником был один легконогий паренек из его
клана. Конахар, случалось, и раньше посылал его в горы с
каким-нибудь поручением.
– И я должен понять тебя в том смысле, дочь моя, что
этот юноша, такой красивый с виду, был дорог тебе лишь
постольку, поскольку ты хотела просветить его ум и об-
разовать его нрав?
– Да, отец мой, только так, – подхватила Кэтрин. – И,
может быть, я нехорошо поступала, поддерживая с ним
близость, хотя бы и ради наставления и воспитания. Но
никогда в своих разговорах с ним я не заходила дальше
этого.
– Значит, я ошибся, дочь моя, но с недавнего времени
мне стало казаться, что в твоих намерениях произошла
перемена, что ты с тоской желания оглядываешься на тот
мир, от которого раньше думала отрешиться.
Кэтрин опустила голову, и румянец ярче разгорелся на
ее щеках, когда она промолвила:
– Вы сами, отец, бывало, отговаривали меня от моего
намерения принять постриг.
– Я и теперь его не одобряю, дитя мое, – сказал свя-
щенник. – Брак – честное установление, указанный небом