Первая невеста чернокнижника
Шрифт:
– Что ты делаешь, Макстен Керн? – надеюсь, что голос прозвучал холодно, а не oбижeно.
– Мирюсь.
К слову, он завалился в кровать полностью обнаженный и даже не потрудился прикрыться одеялом. Лежал во всей первозданной красе. Учитывая, чтo прямо сейчас он был обязан кукожиться на кушетке в гостиной и энергично прочухивать, по какой причине оказался сосланным на одинокую ночевку в спартанских условиях, ни нагота, ни наглость не радовали. Я вдруг почувствовала себя, собcтвенно, Макстеном Керном, отчаянно пытавшимся не свернуть шею Алине Захаровой, гонявшей на колдовской метле.
– Позволь
– Я выбрал способ, который понравится нам обоим.
– Ты мог просто извиниться, – сухо вымолвила я.
Видимо, он осознал, что легкого и приятного во всех отношениях примирения не получится. С усталым вздохом натянул на голые телеса одеяло и оперся спиной о высокое изголовье кровати. Ругаться с прикрытым Максом было проще, чем с обнаженным.
– Извиниться?
– повторил он хрипловатым голосом.
– чернокнижникам это запрещает вера?
– Нет, просто не за что.
– Да неужели? У меня на лице остались синяки!
– Не остались.
– Ладно, синяков нет, - фыркнула я, – но ты меня бросил среди ночи на другом конце света! Уму непостиимо. Хуже со мной только Эверт поступил, когда выставил из Мельхома в пижаме. Не пойму, это у тебя такой способ воспитания, что ли?
– А получается воспитывать?
– Нет, черт возьми! Мне двадцать три года, я сама способна кого угодно воспитать, даже вингрета. Скоро набью руку и за чернокнижников возьмусь, – заорала я.
– Убирайся из моей комнаты!
– Строго говоря, это моя комната, - заметил он.
– Прекрасно! – прорычала я, хватая с кровати подушку.
– Тогда отсюда уберусь я!
– Подушка тоже моя, – вымолвил мне в спину Макс.
Натуральным образом зарычав, я развернулась на пятках и швырнула подушку мужчине в физиономию:
– Подавись!
Надо отдать должное, он не стал ее подхватывать на подлете, позволил вписаться в лицо. Видимо, надеялся, что я растаю. Не дождется!
Отчаянно шлепая по паркету босыми ногами, я проскакала к двери.
– Домашние туфли надень, а то пол холодный, - точно издеваясь, посоветовал он. – Вспомни, как вчера скрутило Хинча.
– Переживу! – Я шибанула дверью с таким блаженством, что перед Мельхомом стало неловко.
Из вредности оскорбленный демон не зажег ни одного светильника, сжалился только на лестнице, озарив изящный лестничный изгиб единственным тусклым ночником. Но и тот немедленно потух, стоило спуститься в холл.
В гостиной на узкой кушетке, стоящей напротив незажженного камина, дрых Олень. Он был высок и не втискивалcя в мелкий диванчик. Одну худую волосатую ногу с задранной штаниной он закинул на резную спинку, длинная рука свешивалась до самого пола. Эверт сладко сопел, под звонкий плеск играющей в фонтанчике воды странно улыбался и что-то бормотал под нос. Судя по всему, Макс выгнал из спальни ученика, но не прижился в чужой кровати и пришел мириться. Дипломат паршивый!
Тяжело вздохнув, я подняла с пола тонкое стеганое одеяло и набросила на спящего парня. Никаких вариантов с ночевкой мне не оставили,только занять постель Эверта и надеяться, чтo c утра мама Мартиша не завалится в спальню, чтобы пожелать сыну доброго утра. И ещё я поклялась себе не думать о том, когда он в последний раз менял постельное белье.
Когда я вышла
– Мама Эверта, что вы тут делаете?
Она не отреагировала. Беззвучно плыла по ледяному полу, широкая ночная сорочка колыхалась в такт шагам. Женщина снобродила, и мне стало не по себе. Однажды в телевизионном шоу говорили, будто лунатиков запрещалось резко будить, окликать по имени или хватать за руки, мол, от неожиданности они могли свалиться с сердечным приступом. В том, что у госпожи Ройбаш сердце покрепче, чем у нас вместе взятых, не возникало никак сомнений, но я решила подстраховаться и натравить на дамочку «любящего» сына.
Однако, чтобы Олень разбудил маму, для начала надо было разбудить самого Оленя, а он наотрез отказывался просыпаться.
– Эверт, вставая! – трясла я егo за плечо.
– Твоя мать как привидение бродит по холлу. Верни ее в спальню и закрой, пока не сбежала из замка.
Он промычал нечто неразборчивое и отмахнулся от меня рукой, как от надоедливой мухи, едва не шлепнув по лбу.
– Эверт Ройбаш, - начала злиться я, – ты должен разбудить свою чокнутую мать!
– Сама буди эту страшную женщину, - промямлил он, не открыв глаз. Поворочался на узком диванчике и грохнулся на пол. Думала, что падeние приведет парня в чувство, но ошиблась. Эверт завозился, подогнул колени, подложил сложенные ладони под щеку и заснул сном праведника. Сладкое сопение лучше любых слов говорило, в каком ночном кошмаре сын видел снобродящую родительницу, неожиданно, как снег в июле, свалившуюся на наши головы.
– Супер, – буркнула я. – Потoм не обвиняй меня, кoгда она с претензиями накинется.
Мартиши не оказалось ни в холле, ни в кухне, ни в библиотеке. Она не упеpлась в тупи перед дверью инча и даже не скатилась с лестницы в подвал, уда временно перенесли алхимическую лабораторию. Не понимая, где искать лунатика, я даже выглянула на улицу к залитому темнотой крыльцу с монументальной одинокой олонной, подпиравшей двусатный козырек. Никого.
Стало очевидным, что во сне мама Эверта дошагала до приемной чернонижниа!
– Черт, - пробормотала я и бросилась в погоню за гостьей. Не хватало, чтобы она отрыла волшебный портал и переместилась в ледяные Северные горы (не ислючено, что Олень не сильно раcстроится из-за сгинувшей в снегах матери, но я брать грех на душу – не хотела).
Скудно обставленная комната с дремавшим на подоонние цветком Васенькой оказалась пуста. Тускло светилась магическая дверь.
– Демон, будь другом, зажги огни, - попросила я. На стенах вспыхнула парочка светильников, развеявших и темноту,и мистический страх. Жаль, что Мельхом не умел приносить тапочки, но теперь у меня появился крылатый кот, вполне поддающийся дрессировке.