Первостепь

Падаманс Геннадий

Он думает о Чёрном Мамонте. Ведь он недолюбливал его. Однако никогда между ними не было стычек или плохих слов. Никогда. Но на Осенних Оргиях, на большом празднике, когда все сходят с ума, когда любой может сойтись с чужой женой и даже с женщиной из своего клана, и даже с собственной матерью – на Осенних Оргиях Чёрный Мамонт гонялся за едва созревшей Чёрной Ивой и овладел ею при всех. Режущий Бивень стоял в стороне, будто бы веселился, но не мог глаз отвести от этой пары. «Какие они чужеродные», – морщился он. «Зачем она с ним?.. Какой глупый праздник». Степная Лисица тянула его, стремясь повалить, а он отбивался шутливо и тайком наблюдал. И когда взял он Степную Лисицу, когда она его взяла, он всё ещё думал о чужеродности. О несовпадениях жизни. Тогда уже он решил, что возьмёт Чёрную Иву в жёны. И клялся себе, что никогда не отпустит

её на Осенние Оргии. Никогда.

И вот теперь Чёрный Мамонт почему-то умер. И они думают, это из-за того, что Режущий Бивень нарушил запрет, спал с женой. Режущий Бивень усмехается про себя: сколько глупостей у людей накопилось. Цепляются за старое, как древние старухи. Какой такой запрет он нарушил с Чёрной Ивой? Запрет касается охоты и подготовки к охоте. А после охоты вроде бы и нет уже запрета. Или всё-таки есть, пока не разделано мясо? Наверное, есть, шаман сейчас скажет, но всё равно, что бы тот ни сказал, всё равно Режущий Бивень не согласится, он заранее знает, что не согласится. Он спал с женой, когда по-ихнему нельзя, и от этого умер другой охотник? Нет, у него есть своя голова на плечах, никогда он не поверит в подобную чушь, нет здесь никакой связи, и пусть шаман говорит всё что хочет. Он не поверит. И не согласится. Нечего даже и думать об этом. Нечего думать.

Из чума шамана раздаётся негромкое пение. Режущий Бивень знает уже, для кого эта песня. Для Паи, первого духа-помощника, маленькой девочки, о которой Еохор всегда говорит: «Она такая болтунья, она бывает повсюду, всё видит и слышит, всё знает и мне передаёт». Она спит у шамана под мышкой, когда устаёт от своей болтовни. И шаману тепло под сердцем от её сна. Это первая кровь его матери, когда он появлялся на свет.

Всё чудно у шамана. Зловеще чудно. Теперешний охотник был маленьким мальчиком, когда умер прежний шаман. Но помнит того. Тело умершего отнесли далеко в степь, в тайное место, и уложили на помост из травы и веток. И ни один стервятник ни разу не клюнул безжизненный труп, ни одна гиена и ни один шакал не возжелали отведать мяса шамана. Даже степные мухи совсем не роились в том месте. Только солнце испепеляло ненужную плоть. А люди снялись со стойбища со всем своим скарбом и переселились на новое место. Никто никогда не пойдёт охотиться, собирать грибы, зёрна и ягоды там, где умер шаман. Никто никогда. Ни люди, ни звери.

Именно так и было. Хотя, конечно, Режущий Бивень не видел своими глазами могилу того шамана, никто не видел, кроме нескольких избранных, самых сильных, самых отважных, но нет повода сомневаться. Люди пугливо шептались, люди всё знали, и Режущий Бивень тоже знает. Возможно, даже знает больше других. Ведь он считается другом шамана. Помощником. Почти как тудин.

Тудин – это тот, кто толкует шамана. Кто назначается духами, чтобы присматривать за шаманом, ежели шаман не радеет о своих обязанностях. Тудином был Степной Орёл, прекрасный охотник, которого люди безоговорочно уважали. Его слово ценили, как и слово шамана, иногда даже больше. Режущий Бивень, конечно, тоже хотел бы называться тудином – а кто не хотел бы такого почёта? Но Режущий Бивень ещё совсем молод, у него недостаточно опыта, да и… духи должны назначать, а как это… как это может произойти, он даже не представляет. Но Чёрная Ива им бы гордилась, очень гордилась, если б считалась женой тудина.

Однако тудина сейчас у людей нет. Вождь Бурый Лис уважается всеми, но тот не тудин. Степной Орёл был тудином, но умер. Все умирают, не только охотники. Прежний шаман, когда умер, принёс со своей смертью много бед. Люди, когда вспоминают об этом, до сих пор содрогаются. Люди долго ждали другого шамана. Но он не являлся. Напасти и беды валились на племя. Охотники возвращались пустыми с охоты, старики непрерывно болели, женщины рожали мёртвых детей, в степи совсем прекратились дожди, а зимой лютовали морозы. И некому было со всем этим бороться. Но однажды пожилой уже внук древнего могучего шамана из рода Длинной Шерсти заболел шаманской болезнью. Он кричал по ночам и распевал песни духов во сне. Убегал в степь совсем голый и безоружный, зимой и летом, и бродил там помногу дней, и никто не догадывался, жив он ещё или мёртв. Но тот всегда возвращался. И всё повторялось. Он мог спать, не просыпаясь, много-много дней подряд. И столько же дней мог не спать вообще, пытаясь спастись от назойливых духов, заполнивших все его сны. Он ел сырое волчье мясо и закусывал живыми змеями.

Он мучился в кошмарах. Старики утверждали, что он станет шаманом, потому что вспомнили, как он родился в рубашке. И однажды после трёхдневного припадка, когда многие опасались, что он не вернётся, Готовящийся полностью выздоровел. Он сделал себе бубен из толстого сука рябины и колотушку из ветки ильма. Потом разжёг большой костёр, и когда тот истлел, стал плясать на пылающих углях. И втыкал в себя многажды кремневый нож, но ни одной капли крови не пролилось. Он только сплёвывал кровь изнутри, сам сплёвывал, сколько нужно. А затем изрыгнул большое нефритовое кольцо и доставал изо рта фигурки духов. И все теперь видели, что есть новый шаман. И он начал камлать.

Тот, кого ныне зовут Режущим Бивнем, успел вырасти и пройти посвящение, а Еохор всё это время шаманил. И дела племени шли хорошо. Еохор стал сильным шаманом и успешно лечил любые болезни. И только прошлым летом, когда отряды охотников ходили далеко в холодные края, они оттуда завлекли зло.

К осени несчастья после долгого перерыва вновь обрушились на племя. Исчезали маленькие дети, пропадали бесследно. Сгорел чум Колючего Ерша, в огне погибла его старуха мать. Гадюка укусила Клыкастого Вепря. Гиена ночью поранила руку Скользкому Угрю. Внезапно умер тудин Степной Орёл. Молния поразила Длинное Копьё. Умер младенец Дубового Пня, за ним ещё двое детей. А когда вдруг ни с того ни с сего заболела и тут же скончалась Прыгучая Жаба, шаман Еохор позвал к себе двух молодых охотников. И одним из них был Сверкающий Глаз.

Это случилось будто вчера, всё так и стоит у него перед глазами нетронутое. Потрескивает бездымный костёр внутри чума, сварливая жена шамана жарит рыбу, хмуро поглядывая на гостей. Шаман долго молчит, задумчиво выстукивая медвежьей косточкой по куску кварца. Его нельзя перебить. И Сверкающий Глаз, и Львиный Хвост тревожно замерли в ожидании. Сварливая хозяйка сняла рыбу с огня, сложила на листья лопуха, принялась чавкать.

Шаман встаёт и идёт за перегородку из мамонтовой шкуры, делая знак охотникам следовать за ним.

Сверкающий Глаз тогда ещё ни разу не был за такой перегородкой. Здесь висят вещи шамана, фигурки некоторых его духов. Но охотник боится разглядывать, не его это дело, можно накликать беду. Он уставился в земляной пол, потом перевёл взгляд на небольшой огонёк в специально вырытой ямке – священный огонь шамана.

Еохор подкладывает в огонёк мелко наломанные веточки багульника, подкармливает, и закуток наполняется горьковатым пахучим дымом, который так нравится духам. Шаман еле слышно твердит заклинание, предлагает охотникам встать на колени перед пахучим огнём и попросить у дыма очищения. Он поджигает пучок новых веточек и окуривает спины охотников а также их головы. Только после этого Еохор приступает к делу:

– Не сходились ли молодые охотники с женщинами в эти дни? – первый вопрос. Нет, ещё неженатый Сверкающий Глаз был занят другим, а жена Львиного Хвоста донашивает ребёнка. Шаман согласно кивает:

– Вы проворные охотники, – говорит он скрипучим шершавым голосом. – У Сверкающего Глаза есть дух-хранитель. И у Львиного Хвоста есть дух-хранитель. Злой шаман Маленьких Людей Тундры насылает злых духов на нас. Они касаются наших людей. Вы это знаете. В полночь злой дух придёт за душой Прыгучей Жабы, которая сегодня умерла. Он придёт в шкуре гиены или шакала. Так сказали мои духи. Мы положим тело Прыгучей Жабы возле её чума, и все уйдут из стойбища. Но двое молодых охотников останутся рядом с Прыгучей Жабой; Львиный Хвост встанет по левую руку, а Сверкающий Глаз – по правую руку. Охотники будут стоять тихо, не шевелиться. Они не спугнут злого духа. Они сделают острые дротики из болотных коряг и обожгут их на новом огне из веток багульника. Никто им не помешает, никто их не увидит. Еохор распорядится, чтобы все уходили. Когда злой дух явится, охотники его поразят. Тогда завтра злой шаман Маленьких Людей Тундры умрёт. Так будет. Идите!

Темно. Ни зги не видать. Моросит тихий дождик, холодные капли заунывно бьют по лицу, нагоняя дремоту. Но страх сильней дремоты. До рези в глазах Сверкающий Глаз вглядывается во тьму, чтобы увидеть заранее, не прозевать, успеть подготовиться. А там только призрачный шелест дождя о зловещую мутную ночь.

Должно быть, полночь. Что-то ёкнуло в груди. Вдруг совсем рядом, в каких-нибудь двух шагах, над самым ухом ухнул филин, и Сверкающий Глаз так сильно вздрогнул, что едва не выронил дротик из правой руки.