Первым делом самолёты. Семейный альбом

Маркуша Анатолий Маркович

Век большинства летчиков — участников первой мировой войны оказывался, увы, недолгим. Гарро не дожил одного дня до своего тридцатилетия...

Этот снимок сделан 11 сентября 1917 года в день, когда один из самых известных асов первой мировой войны барон Манфред фон Рихтгофен завалил шестидесятый самолет противника. Он провел на фронте еще семь с половиной месяцев и увеличил число своих воздушных побед до восьмидесяти! Не берусь судить, так ли педантично вели счет поверженных самолетов немцы, как они умели подсчитывать все остальное, но даже если эта цифра несколько завышена, все равно воображение профессионала потрясает порядок величины.

Рихтгофен из аристократического рода, военная косточка по рождению. Его, естественно, определили на службу в полк легкой кавалерии. Считалось престижным. Когда началась первая мировая война, он состоял в чине второго лейтенанта кавалерии. Рихтгофена соблазнила карьера авиатора, скорее всего, это увлечение определилось модой, всеобщим почитанием летающей публики, ореолом романтики. Сперва он стал летчиком-наблюдателем, однако ненадолго. Известный пилот Больке подбил Рихтгофена переучиться на пилота, и Рихтгофен последовал совету обратившего на него внимание аса. Переучился быстро и в начале шестнадцатого года был зачислен пилотом истребительной авиации.

МАНФРЕД ФОН РИХТГОФЕН

Рихтгофен не упускал случая высказывать свое отношение к ремеслу летчика-истребителя. "Мы ведем охоту на людей, — говорил он, — это трудное занятие, требующее решительности и вполне определенных навыков". В сентябре 1916 года, в небе над Францией, Рихтгофен сбил первый самолет противника, но его карьера знаменитого воздушного дуэлянта началась несколько позже — с назначением в 11-ю эскадрилью, сформированную из лучших летчиков Германии. После шестнадцатой победы в воздушном бою Рихтгофен награждается орденом "За боевые заслуги", в конце 1917 года он вступает в командование 11-й эскадрильей.

Забавная подробность: сбив тридцать девять самоле-

Манфред фон Рихтгофен

тов противника, Рихтгофен получает звание капитана... кавалерии! Что бы это могло значить — инерцию, консерватизм военного мышления, ложную преданность традициям или просто ошибку писарей? Так или иначе, Рихтгофен продолжает летать, предпочитая прочим самолетам одноместный триплан "Фоккер", который он приказывает выкрасить в устрашающий красный цвет.

Нельзя не признать, Рихтгофен был не просто удачлив. Этот крылатый ангел смерти — его и так величали! — внес в свое ремесло много нового и неожиданного. Рихтгофен возглавлял группы истребителей, оказывавших сопротивление бомбардировщикам противника, новизна заключалась именно в групповом сопротивлении врагу. Рихтгофен ввел эшелонирование боевых групп по высоте. Перехват осуществляли те, кто имел преимущество, располагался выше врага и мог атаковать с пикирования. Кстати, такая тактика получила свое развитие во второй мировой войне, оказавшись прообразом знаменитой "этажерки". Сам Рихтгофен всегда старался держаться выше всех остальных в группе. Случалось, он барражировал аж на высоте четырех тысячах метров, зорко высматривая очередную жертву, и атаковал ее со всей неожиданностью.

21 апреля 1918 года Рихтгофен с боевого задания не вернулся. Позже было установлено: его сбил канадский летчик Рой Браун, вовсе не подозревавший, кого он сумел одолеть.

С годами имя Рихтгофена, между прочим, усилиями не только немецкой стороны, было едва ли не мифологизировано. Вокруг этого имени образовалась легенда, оно окуталось флером романтики.

Поначалу сбитый барон Манфред фон Рихтгофен, рухнувший на землю Франции, нашел свое успокоение в этой земле. Его хоронили враги, хоронили с почетом — был выставлен караул, над могилой прозвучал ружейный залп — словом, по-рыцарски хоронили. Удивительно?

Пожалуй. Меняются времена, меняются и нравы, к сожалению, не сказать — к лучшему. Прошло время, и 18 ноября 1925 года останки Рихтгофена переносят в Берлин и предают родной земле, окружая эту церемонию большой помпой.

В 1936 году канадцы передают немецкому правительству, как оказалось, бережно сохраненные части рулевого управления самолета Рихтгофена...

Если еще в годы первой мировой войны Рихтгофен сделался кумиром немецкой молодежи, самым знаменитым героем своей страны, на примере которого воспитывалось

поколение, то удивительно ли, что с приходом фашизма в Германии его имя было вознесено вообще до небес! Лучшая истребительная эскадрилья ВВС именовалась "Рихтгофен", его портреты украшали казарменные стены, я видел изображение Рихтгофена, нарисованное на борту "Фокке-Вульфа-190"...

Француз Гарро сообразил вооружить истребитель пулеметом, стрелявшим сквозь плоскость, ометаемую воздушным винтом, и это во много раз увеличило возможности боевого летчика; немец Рихтгофен заложил основы группового воздушного боя, его тактика, в свою очередь, увеличила силу истребителей; русский Нестеров — о нем речь впереди — поразил авиационный мир тараном, засвидетельствовав этим — победа дороже жизни!.. Так на крови и отваге, на страхе и бесстрашии взрастало будущее. Что кривить душой, всякое ремесло — прежде всего ремесло. Мне трудно, глядя на портрет Рихтгофена, испытывать чувство симпатии к этому человеку, но было бы бессовестно отказать ему в потрясающем умении драться в небе. Что другое, а сбивать противника этот человек с холодными глазами, пробором в ниточку умел.

Не так давно судьба забросила меня на окраину Бонна. День был прозрачный, безоблачный, прохладный. В авиации говорят: миллион на миллион, подразумевая безграничную видимость, что называется, от горизонта до горизонта и от Земли до ... до бесконечности. Наслаждаясь этой великолепной голубизной, я обнаружил — иду по улице Мессершмитта. Впрочем, чему тут удивляться. Таких конструкторов чтят все... А дальше была улица Рихтгофена, а рядом — и это уже заставило задуматься — улица братьев Райт.

В немецкой столице...

Улица первых пилотов-американцев...

Молодцы немцы, сумели же преодолеть национальную ограниченность, сумели понять — хотим мы того или не хотим, но жить нам дано под одним общим небом! С той поры я внимательно читаю все, что удается заполучить из выходившего в Германии, и отчетливо вижу как изменяется, если можно так сказать, лицо их авиационной литературы. Конечно, это дается не легко и не сразу, и все-таки, литавры звучат все тише, пропадает панегирическая трескотня восхвалений, обнажая суть нашей летной работы!