Первым делом самолёты. Семейный альбом
Шрифт:
Ведрин методично устанавливает рекорды скорости. Сперва 170,7 километра в час, следом — 174, чуть позже — 197 километров в час. Он гастролирует в США, где выигрывает кубок Беннета, преодолевая двести километров за один час, десять минут и пятьдесят шесть секунд, то есть показав
| Жюль Ведрин |
скорость 169,7 километра в час. Не стоит
Ведрин любознателен и непоседлив. Стоит ему залететь в Каир, он находит время, взгромоздившись на верблюда, отправиться на экзотическом "корабле пустыни" к пирамиде Хеопса. Из чистого любопытства или, может быть, для рекламы? Не знаю, но фотографию Ведрина на верблюде видел и запомнил.
Казалось бы, человек весь в спорте. Но оказывается, этого ему мало, он еще ввязывается в борьбу за место в парламенте. Начинает избирательную кампанию сбрасыванием листовок с самолета: голосуйте за несравненного Ведрина! Впрочем, нововведение не помогло, нужного числа голосов набрать не удалось. Кажется, он без особого огорчения переворачивает и эту страницу судьбы, тем более что тут на-
чинается война, и Ведрин вылетает на фронт.
Первое же боевое задание, что было ему дано, по справедливости надо бы назвать потусторонним: ему приказано лететь в глубокий тыл противника, найти подходящую площадку, сесть и высадить разведчика. Таких спецзаданий— он закодировал их несколько неожиданно: "Корова"— Ведрин выполнил семь! В трех случаях приходилось отыскивать разведчиков во вражеском тылу и возвращать их во Францию. Надо ли толковать, сколько душевных сил он
израсходовал в этих полетах? Кроме всего прочего — поломки на неудачно выбранной площадке, отказа двигателя над территорией врага, — летчику грозил еще и неминуемый расстрел на месте, обнаружь его немецкая контрразведка или просто жандарм на своей земле.
Автор выделяет в особую строку полет на "Кодроне", когда посадка была произведена на крышу галереи Лафай-ета в Париже. Этот факт, конечно, заслуживает удивления. Но, на мой взгляд, самый поразительный и, может быть, са-
< image l:href="#"/>мый важный (по его последствиям) полет Ведрин выполнил осенью 1912 года, когда он поднял в небо Амберье двенадцатилетнего курносого, некрасивого мальчишку. Просто так поднял — прокатиться! Но мальчишкой был Антуан де Сент-Экзюпери! Как знать, не провези Ведрин пацана, получили бы мы "Планету людей"?
Ведрин прожил тридцать восемь лет.
Его подвел двигатель в почтовом полете по маршруту Париж — Рим — Константинополь. Отказал. Пришлось садиться вынужденно. И... катастрофа.
В
Советском энциклопедическом словаре, изданном в 1980 году, нашему национальному герою Нестерову отведено семь строк. Вот они все семь: "НЕСТЕРОВ Петр Ник. (1887 — 1914), рус. воен. летчик, основоположник высш. пилотажа, штабс-капитан. Первым ввел крены на вираже, выполнил ряд фигур высш. пилотажа, в т.ч. 27.8.1913 "мертвую петлю" (Петля Н.). Погиб в возд.бою 26.8.1914
ПЕТР НЕСТЕРОВ
Читаю, вчитываюсь, и странные воспоминания приходят на ум. А ведь когда я еще только готовился стать сталинским соколом, в последние годы перед второй мировой войной, о Нестерове, понятно, упоминали, но как-то неохотно, вроде бы сквозь зубы, старательно норовя опустить его воинское звание, например, и всячески подчеркивая, что мальчиком он рос без отца, в нужде... Только много-много лет спустя я, кажется, догадался, в чем же было дело: Нестеров не устраивал наших кадровиков и тем более идеологов, его анкетные данные выглядели неважно: из дворян, наследственный офицер...
Для своего времени Петр Николаевич был не просто блестяще образованным человеком, но, что, пожалуй, еще важнее, смело мыслящим офицером. Судите сами, его, молодого артиллериста, повлекла к себе только-только нарождавшаяся авиация, поручик не просто постигает все, что было тогда возможно узнать о теории летания и летательных аппаратах, он еще своими руками строит планер, он старается понять, осмыслить процессы, происходящие в воздухе. Он обращается к самому Жуковскому... Ну, а как в армии полагается: мыслящий поручик?.. Эт-т-то слишком... больно умный...
Когда же Нестеров завязывает первую "мертвую петлю" в небе, когда он блестяще пилотирует хрупкие машины и рассуждает о принципах будущих воздушных боев, рассуждает публично, замолчать его делается невозможно. Его признают. Без восторга, сдержанно. И только совер-
| Петр Нестеров |
шённый таран, оплаченный жизнью летчика, вынуждает сказать: велик был человек!
Он с детства не отличался выдающимися физическими данными, страдал малокровием, его одолевали головокружения, только выдающейся силой воли, только остротой ума, только врожденной настойчивостью ему удавалось поднимать себя над обстоятельствами жизни, несправедливой и немилостивой к нему.
Советская власть вспомнила Нестерова в 1941 году.
В первые же дни войны таран Нестерова повторили летчики Жуков, Здоровцев, Харитонов. Это был, без сомнения, героический акт, но, говоря откровенно, без утайки, — и акт отчаяния. Наша авиация в первый год войны еле-еле могла тягаться с врагом. А бездарные политики от военного ведомства зашумели на всю Россию: соколиный удар! Русская традиция, восходящая к подвигу Нестерова! Давай, ребята! Таранил — Золотая Звезда на грудь! И запылали траурные дымные факелы в военном небе моей многострадальной земли. Мальчики, товарищи мои, побратимы шли на тараны, как Нестеров, казнили супостата, вгоняли его в землю, жертвуя собой. И долго не находилось умного человека, который бы отважился сказать: 1:1 — ничейный счет, а нам ничья не подходит...