Петербургский сыск, 1874–1883
Шрифт:
– Ну, вот и ладненько, – казалось, Орлов очнулся от зимней медвежьей спячки. Глаза не были затуманены, а взирали с такой ясностью, что можно увидеть в них самого себя, как в зеркале. – Начальник на месте?
– Так точно, – отрапортовал Рябов, – сегодня с утра из кабинета не выходимши.
– Ну, вот и ладненько, – повторил штабс—капитан, не иначе понравилось повторять такие простые слова, перекатывая их языком во рту, как сладкий леденец в детстве.
Орлов резво поднялся с места, надев на голову фуражку, которую держал до этого в правой руке.
– Пошли, Миша, видимо, – он посмотрел на Рябова, который не поднялся, а вскочил с места, словно в комнату вошёл сам Великий Князь, иной раз пользующийся железной дорогой и тогда к поезду подцепляли дополнительный вагон, окна которого всегда были зашторены плотным бордовым бархатом и в проёме нет—нет да появится бледное лицо с маленькой бородкой, перевитой седыми прядями.
Глава двадцать седьмая. Стрельна
Начальник станции сидел в кабинете и не отозвался на требовательный стук в дверь, словно был слишком занят большими государственными делами, чтобы снизойти до обыденных высот.
Штабс—капитан вошёл первым и хотел произнести слова приветствия, но начальник станции его опередил, не поднимая головы сказал:
– Не видите, я занят, – так и не поднял взгляда.
Штабс—капитан переглянулся с Мишей и на губах заиграла лукавая улыбка, слова готовы сорваться с языка, но немигающие глаза начальника уставились невидяще на вошедших и голос прозвучал вновь:
– Господа, я занят, – начальник станции осёкся, – ах, это вы, господа! Рад видеть вас вновь, такие гости редки в моей обители, – слова сыпались, как горох, видимо служитель железной дороги пытался сгладить неловкость первой минуты, когда он так бесцеремонно хотел выставить за дверь гостей.
– Добрый день! – Произнёс Василий Михайлович, тем самым показывая, что не обращает внимания на происшедший здесь, в кабинете, маленький конфуз.
– Добрый, добрый, – слащавая улыбка висела на недовольном лице, – чем обязан такому визиту?
Штабс—капитан не стал миндальничать, а сразу же постарался взять быка за рога.
– Мы вынуждены прибегнуть в расследовании ведущегося дела к вашей помощи, ибо только вы в состоянии уточнить некоторые обстоятельства.
– Да, да, господа, я готов. – теперь в глазах чиновника засветились искорки понимания, а самое главное, собственной значимости, – оказать посильную помощь, – и добавил, видимо посчитав, что не будет лишним, – в силу моих скромных возможностей.
– Хотелось бы уточнить, – штабс—капитан без церемоний прошёл в кабинет и сел на стул, закинув ногу за ногу, достал портсигар, – позволите.
– Да, я не возражаю, – лицо начальника подёрнулось гримаской отвращения, он терпеть не мог сигаретного дыма, – курите.
– Хотелось бы уточнить, – вновь повторил Орлов, разминая в пальцах папиросу, увидев недовольное лицо, Василий Михайлович не стал раскуривать, а продолжил держать в пальцах, – вам известны служащие поездов, что проходят по станции.
– Н—да, я знаю не всех, но многих, – как—то уклончиво ответил начальник станции.
– Не буду нагонять туману, кто обслуживал поезд, проходивший четвёртого апреля около одиннадцати часов.
– В одиннадцать говорите? – Чиновник почесал шею. – Вспомнить надо, это ж когда было, тем паче, что учёт ведётся конторой Варшавского вокзала.
– Значит, ничем помочь не можете, – подлил масла Орлов, спрятав папиросу в портсигар и поднявшись с неудобного деревянного стула с высокой прямой спинкой.
– Господин Орлов, – начальник станции наконец—то вспомнил фамилию сопровождавшего Путилина сыскного агента, а вот второго, хоть убей, не припомнил, а вроде бы вчера даже и приезжал. Ах, память! Посетовал сам на себя в душе. – Зачем же так! – И обиженно задышал, – я с превеликим желанием помогу, тем паче, что наши интересы совпадают. – Бровь штабс—капитана при последних словах чиновника. – Да, совпадают. Мне не доставляет удовольствие находить обезображенных молодых людей по соседству со станцией. Что подумает Великий Князь? А Государь? Словно в басурманских странах живём, ей Богу!
Василий Михайлович, как и Миша, привыкли к таким словоохочевым излияниям. Служба такая!
– Значит, все—таки можете нам помочь?
– Всенепременейше! – И чиновник задумался, посмотрев в потолок, не иначе на нем пытался прочесть фамилии. Потом посмотрел на часы на стене.– Что это я? Они сегодня в четыре часа двадцать одну минуту пополудни будут проходить в столицу.
– Точно они?
– За свои слова ручаюсь, господин Орлов, чай не первый год при станции состою, – лицо чиновника забагровело от негодования, казалось даже шея покрылась пятнами.
– Благодарю за оказанное вспоможение, теперь в следствии продвинемся гораздо дальше, нежели в настоящую минуту, – Миша с интересом взглянул на штабс—капитана, не понимая шутит тот или говорит серьёзно.
– Всегда готов, – буркнул начальник станции, явно не принимая такого от столичных агентов, и не дожидаясь, когда те выйдут. Сел за стол и взял в руки бумагу, показывая тем самым, что чрезвычайно занят.
Уже у входа в здание вокзала Орлов все—таки закурил папиросу и с удовольствием выпустил струю дыма.
– Не нравятся мне занудные чинуши, делающие вид, что заняты исключительно службой, а на самом деле, – штабс—капитан махнул рукой, мол, что это я о такой личности, – теперь. Миша, наш путь лежит снова в столицу, а там… куда рельсы выведут.
– Ничего, – Жуков почесал щеку, – главное, чтобы в нужном направлении.
– И то верно.
– Что—то ты тихим стал, не узнаю я тебя.
– Думаю, – коротко ответил Жуков и добавил с какой—то обречённостью, – о жизни.
Штабс—капитан умолк, чтобы не быть обузой в таком занятии помощнику Путилина.