Петербургский сыск, 1874–1883
Шрифт:
Вначале Жуков прохаживался по дебаркадеру вдоль здания вонзала, но, когда надоело, да и времени до прихода поезда было достаточно, и он решил зайти в буфетную, благо, что открывался чуть ли не с первыми лучами солнца.
Миша сел за столик, положив нога на ногу. Расторопный буфетчик, наслышанный о приезде сыскных агентов, которых показал Селиван, шустро подбежал к помощнику Путилина.
– Что желаете? – высокая фигура чуть ли не в двое сложилась перед Мишей.
– Чаю.
– Не желаете коньяку отведать, – слащавая улыбка так и светилась на лице, – французский высшей пробы, – нахваливал буфетчик.
Жуков задумался.
– Неси, братец, – махнул рукой, – от одной рюмки, пожалуй, не откажусь, – и невольно в голосе проскользнули орловские интонации, которые не преминул заметить сам говоривший и густо покраснел, нечленораздельно буркнув, – неси побыстрее.
Миша пригубил коньяк, в самом деле, напиток был отменный.
«Не удивительно, – иронически подумал путилинский помощник, – иногда поездов ждут высокие персоны, Константиновский дворец рядом».
Паровоз издал перед дебаркадером протяжный гудок, словно имел желание предупредить ожидающих о своём приближении.
Жуков посмотрел на часы.
Двадцать одна минута пятого. Точно по расписанию, завидная пунктуальность.
Селиван, видимо, как всегда, прохаживался вдоль поезда по гранитным плитам, заложив руки за спину. Начальства и высокопоставленных пассажиров поблизости не наблюдалось, можно и расслабиться.
Миша улыбнулся превращению Селивана и направился в первый вагон второго класса, располагавшийся сразу за паровозом.
Жуков остановился перед кондуктором, который учтиво поклонился, и решил начать расспросы по пути, не хотелось столь важное дело исполнять на бегу. Поезд стоял на станции восемь минут
У путилинского помощника мелькнуло: «Восемь? Почему именно восемь, а не пять, скажем, или десять?» Пожал плечами и поднялся по трём ступеням, придерживаясь за поручень правой рукой.
Вагон был почти пуст, сидело несколько человек, Миша отметил, что немногочисленные пассажиры с интересом взглянули на него, значит, если кондуктор вспомнит тот день, то может быть, вспомнит и тех, кто ехал в вагоне. А это уже кое—что, и сразу же Жуков оборвал себя, ему не нравилось забегать вперёд и тешить себя недостижимым, когда всё—таки синица лучше в руке, нежели журавель в небе.
Сыскной агент сел на скамью у окна в ожидании отхода поезда. Мысли накатывались волной и тут же исчезали, словно морской прибой. Нахлынут валом и тотчас бегут назад, чтобы собраться с силами и вновь обрушится на берег. Дебаркадер и здание вокзала медленно поползло назад, словно оно начало движение. А не поезд.
– Извиняюсь, ваше благородие, – Миша обернулся, перед ним стоял небольшого роста кондуктор с редкими усиками на круглом лице, распознавший намётанным глазом в молодом человеке чиновника, – вы куда следуете?
– Я, собственно говоря, – молодой человек улыбнулся самой доброжелательной улыбкой, – по твою душу?
– Ась? – Изумился железнодорожный служащий и глаза стали круглыми, словно серебряные рубли.
– Да, да, именно. По твою, – повторил Жуков и показал жетон сыскного агента.
– Я…
– Мне надо с вами поговорить по одному весьма важному делу, – сыскной агент посмотрел по сторонам, словно боялся, что разговор могут услышать, – и весьма, – сделал паузу, – желательно без лишних свидетелей.
– Я… пожалте за мною, – в вагонах поездов, ходящих между столицей и уездными городами, не предусматривалось особое место для кондуктора, около входа откидное сидение. В тамбуре, куда привёл Жукова кондуктор, было шумно – стучали колёса, скрежетал металл сцепки.
Железнодорожный служащий смотрел выцветшими, едва голубыми глазами, в которых читался немой вопрос: что этому надобно молодому человеку из сыскной полиции, вроде бы не за что каятся.
– Что вам угодно?
– Четвёртого дня сего месяца, – начал Миша, но был перебит кондуктором:
– Извиняюсь, – лицо приобрело ехидно—хитрое выражение, – с кем имею честь беседовать?
– Михаил Силантиевич Жуков, – исправил своё упущение сыскной агент и с благодушной улыбкой добавил, – помощник начальника сыскного отделения.
Железнодорожный служащий не стал упрямится, ведь неизвестно, что этому молодому человеку надобно. Не дай Бог, чтобы неприятное преподнёс на службе.
– Четвёртого сего месяца в вагон в Стрельне село три молодых человека, один в гимназическое форме, вот них мне хотелось бы, чтобы ты вспомнил.
Кондуктор ухмыльнулся и на душе стало спокойно:
– Вот ежели бы они шумели а то паче привлекли к себе внимание, то я бы их запомнил, а так, – он махнул рукой, снисходительно смотря на Мишу.
– Неужто ничего не припомнишь?
– Пожалуй, нет.
Жуков задумался и спустя пол минуту произнёс:
– Неужто не припомнишь?
– Через вагонные двери проходят сотни людей.
– Но…
– Вот именно «но», – слащавая улыбка не сходила с губ, видимо такими их на службу определяют, промелькнуло в Мишиной голове, кондуктор смущённо посмотрел на сыскного агента, ратуя за то, что произнёс лишнее, и сделал попытку сгладить неловкость, – трое говорите, один в гимназической форме, – наморщил лоб и выпятил сжатые губы, – нет, всё—таки не припомню, нет.
– Я могу пройти в следующий вагон.
– Так точно, но только на остановке.
– А когда она будет?
– Через несколько минут, – кондуктор поднял вверх палец, – слышите, притормаживаем.
– Хорошо, – Миша был недоволен первым опросом, – если что припомнишь, я в поезде.
– Ежели что, то непременно, – но по лицу чиновника было видно, что если даже и вспомнит, то ни в жизнь не пойдёт искать сыскного агента. Лишние хлопоты кондуктору ни к чему.
Миша дождался пока поезд, сбросив скорость и пронзительно скрежеща по рельсам, остановился у дебаркадера. Жуков не обратил внимания на название станции, быстрым шагом прошёл к следующему вагону и, взявшись за поручень, несколько секунд постоял и скрылся в чреве железного монстра.