Петербургский сыск, 1874 год, февраль

Москвин Игорь Владимирович

Сыскной агент на радостях готов был расцеловать чиновника с колючими глазами, но посчитал такое поведение недостойным младшего помощника начальника сыскной полиции, тем самым ограничился словами искренней благодарности.

– Михал Силантич, – понизив голос и наклонившись над столом, произнёс чиновник, – не соблаговолите уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени.

Отказываться было глупо, в Адресную приходилось наведываться довольно часто, ведь это самый короткий путь к разыскиваемым людям, ежели, конечно, они не скрывались

и не имели адресных билетов, взять хотя бы, Гришку Шустова, колесившего по России в поисках лучшей жизни.

После некоторого молчания Путилин сказал:

– Как себя чувствует Иван Андреевич?

Поначалу надворный советник не мог сообразить, о ком идёт речь. Вроде бы в расследуемых делах такое имя не встречалось. Соловьёв даже потёр рукой лоб.

– Простите, – наконец сказал он и вопросительно посмотрел на Ивана Дмитриевича.

– Как самочувствие Волкова?

Иван Иванович облегчённо вздохнул.

– Норовит сбежать на службу, но доктор прописал покой.

– Ну, если уже спешит сбежать из дому, то с полной уверенностью можно сказать, что идёт на поправку.

– У Шустова рука тяжёлая.

– Нет, Иван Иванович, надо всегда быть на страже, преступники не ограничены правилами поведения.

– Всякое бывает.

– Согласен, но терять бдительности никогда не надо. Хорошо, что так обошлось, а ежели, – и Путилин умолк, не высказав до конца трагической мысли.

– Иван Дмитриевич, – подал голос Орлов, – в походах не такое приходилось на себя примерять.

– Вы правильно сказали, в походах, но, к сожалению, мы на переднем крае и должны глаза иметь не только спереди, но и на затылке. Противник же наш по большей части коварен и хитер, имеет множество личин, под которыми не всегда можно различить истинное. Я не хочу возводить напраслину на Ивана Андреевича, он опытен и хорошо знает свое дело, но вот и он стал жертвою своей небрежности. Забыл, кто перед ним. Так что будьте внимательнее.

– Постараемся, – за двоих произнёс Василий Михайлович.

– Я надеюсь.

Глава двадцать первая. Дела сыскные…

– Иван Дмитрич, – в дверь заглядывал тяжело дышащий дежурный чиновник, было видно, что бежал по лестнице, – вас просят прибыть в первый участок Московской части.

– Что там стряслось? – Путилин поднялся из—за стола, вслед за ним сыскные агенты.

– На пересечении Графского и Троицкого переулков в питейном заведении найдены зарезанными его сиделец и подручный мальчик.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – Иван Дмитриевич был скор на подъем и, не застегнув пальто, а только набросив на плечи. Шёл к выходу.

Питейное заведение, в самом деле, занимало первый этаж каменного дома, окнами одной стороны выходивший на Графский, а входом – на Троицкий. Довольно бойкое место.

Когда в положенный час двери гостеприимно не распахнулись, ранние нетерпеливые посетители, потолкавшись у входа, разбрелись по заведениям

на соседних улицах. После же полудня местный дворник, наведывавшийся иногда к знакомому сидельцу, решил проявить бдительность и сбегал к хозяину питейного заведения, а тот сразу же, не мешкая, даже бросил недоеденный обед, кинулся разбираться. Что ж такое? Почему не открыто? Ведь деньги утекают в другие места.

Вот когда открыл входную дверь, то сразу же послал за городовым. Ну, а тот в участок.

На место преступления первым прибыл помощник пристава ротмистр Андреев. Он же распорядился отправить посыльного в сыскное отделение.

В самом заведении Ивана Дмитриевича поприветствовал ротмистр Андреев, помощник пристава, низенький коренастый мужчина пятидесяти лет с седыми усами и вечно грустными глазами.

– Так вот и встречаемся у кровавого алтаря, – посетовал ротмистр.

– Такова наша служба. А где Василий Евсеевич? – спросил Путилин.

– Господин Тимофеев откомандирован в Новгородскую губернию.

– Давно?

– Да, уж с неделю будет.

– Не спрашиваю, зачем. Думаю по тайным делам, – усмехнулся Иван Дмитриевич.

– Я бы сказал, да сам толком не знаю. Пришла депеша с посыльным и Василий Евсеевич в час собрался, едва поспел на поезд и в Новгород.

– Понятно, ну, а что мы здесь имеем?

– Зарезан молодой парень и серьёзные раны получил мальчишка, служивший при нем.

– Раны?

– Да, отвезён в Обуховскую.

– С ним можно поговорить?

– Он, конечно, слаб, но я думаю, можно.

– Здесь с ним разговаривали?

– К сожалению, он ничего не сказал, спрятался, словно улитка в раковину.

– Он видел убийцу.

– Скорее всего, да.

– Это удача для следствия.

– Не хотите ли взглянуть свежим взглядом на заведение.

– Непременно.

Путилин последовал за помощником пристава. Первой после входной двери была довольно большая зала с десятком столов, подле одних стояли деревянные скамьи, у других, стоящих вдоль окон, стулья с деревянными спинками, когда—то разрисованные, а ныне с потёртой спинами посетителей поверхностью. У стены, напротив входа, длинная стойка. Прошли за нее, в стене была дверь, ведущая в коридор, там четыре двери: две под замком.

– Что там? – поинтересовался Иван Дмитриевич.

– Хозяйские припасы?

– Не пытался убийца вскрыть замки?

– В том и дело, что нет.

– Значит преступник знакомый нашего убитого.

– Отчего такая уверенность, Иван Дмитриевич? – ротмистр не удивился, такие мысли и к нему пришли.

Путилин не ответил. Молодой человек лежал с перерезанным горлом у двери по правую руку, которая вела в маленькую каморку, сажень шириной и чуть более сажени в длину. Там стояла вместо кровати довольно узкая лавка, покрытая то ли тюфяком, то ли одеялом. Вначале Иван Дмитриевич не разобрал, в каморке было сумрачно, но присмотревшись, отметил, что это одеяло и не с рисунком, а в пятнах крови.