Петербургский сыск, 1874 год, февраль
Шрифт:
Мария положила книгу на стол, стоящий рядом с креслом, и поднялась.
– Добрый день, Василий Михайлович! – Штабс—капитан удивился, что Мария запомнила после всех неприятных разговоров, его имя и отчество.
– Здравствуйте!
– Степан, можешь идти, ты нам не понадобишься, – произнесла госпожа Ильешова.
Иволгин скользнул взглядом сперва по Марии, потом по штабс—капитану, сделал полупоклон и вышел, закрыв за собою дверь.
В комнате повисла неловкое молчание, словно никто из присутствующих
Василий Михайлович, стоявший в трёх шагах, быстрым, но тихим шагом подошёл к двери и резко ее распахнул. За ней стоял Иволгин.
– Мария Ивановна, просила нас не беспокоить.
Степан вспыхнул.
– Я…
– Ступай, – жёстко произнёс Орлов.
Чуть ли не скатился по лестнице работник трактира.
– Присаживайтесь, – Мария рукой указала на кресло, стоявшее почти напротив ее, – что вас вновь привело сюда?
– Некоторые вновь открывшиеся обстоятельства.
– Вы нашли убийцу Дорофея? – Теперь она не находила причины называть Ильешова по отчеству.
– Не могу порадовать этим, – сказал, присаживаясь, Василий Михайлович, – но, думаю, убийца от нас не уйдёт.
– Я надеюсь на это, но что тогда привело вас сюда?
– Я же сказал вновь открывшиеся обстоятельства.
– Извините. Но я не понимаю вас. О каких обстоятельствах вы говорите?
– О событиях, происшедших три года тому.
– Три года? – Удивилась Мария, – и они имеют отношение к смерти Дорофея?
– Не знаю, но возможно.
– Я не вполне вас понимаю.
– Три года тому вы выпили яд.
– Ах, вы об этом? Я позабыла о том недоразумении.
– Вы считаете тот случай недоразумением?
– Не знаю, я по случайности выпила половину стакана.
– Вы никогда не думали, кому мог быть предназначен?
– Мне казалось, случайность.
– Едва не приведшая к трагедии. – Дополнил Марию Василий Михайлович.
– Возможно, – пожала плечами нынешняя хозяйка трактира, – но не произошло же?
– Вот именно, – Орлов пристально смотрел на женщину, которая ответила таким же пристальным взглядом.
Мария не смутилась, и её взгляде можно было считать определённым вызовом.
– Мария Ивановна, скажите, а вы не задумывались о том, что в ту минуту кому—то была выгодна, – штабс—капитан запнулся, – смерть Дорофея Дормидонтыча?
– Нет.
– А все—таки?
– Дорофей не имеет родственником и поэтому нажитое им и трактир отошёл бы в казну. Я не вижу от этого выгоды кому—то?
– Простите за вмешательство в вашу жизнь, но тогда никто не претендовал на ваше сердце?
Мария покраснела, но не отвела в сторону взгляд, невзирая на пристальный взор Орлова.
– Не смейте больше так говорить, – женщина выдавила из себя со злостью, – это у вас в городе… – она запнулась, – не смейте.
– Хорошо,
– Никогда, – на глазах Марии появились слезы, – когда он хотел что—либо скрыть, то легко мог это делать.
– Не знаю, – покачала головой Мария и ещё раз сказала, – не знаю.
– Хорошо, хотя и прошло три года. Но вы помните обстоятельства своего отравления?
– Мне захотелось воды, а на столе стоял графин и налитый стакан, вот я из него и выпила.
– Стакан? И вас не беспокоило все годы?
– Дорофей сказал, что он налил воды и бросил в него лекарство, которое не успел выпить, его отвлекли по делам. Вот и получилось так?
– Дорофей Дормидонтыч, как вы сказали, больше не упоминал о прискорбном событии?
– Ни разу.
– Мария Ивановна, скажите, кто из нынешних работников остались в трактире со дня того случая.
– Пожалуй, Степан, – первым назвала хозяйка трактира Иволгина, – его вы знаете, Мишка, сейчас ему пятнадцать, а тогда вообще он был мал, пожалуй, и все.
– Благодарю.
– Я хотела бы помочь вам в поимке убийцы, но, великому прискорбию, не знаю чем.
– Пожалуй, достаточно и того, что вы вспомнили.
– Я рада, что могу, хотя бы чем—то вам помочь.
– Благодарю, что вы пояснили некоторые неясности, ведь следствие иногда нуждается даже в самых мелких, казалось бы, несущественных, деталях, но они порой преподносят такие неожиданные повороты, что преступник не может уйти от наказания.
– Я рада, что мои воспоминания, вам хотя бы чуть—чуть помогли.
– Помогли, – Василий Михайлович поднялся с кресла, – разрешите откланяться.
– Да, – тихо произнесла Мария и вновь покраснела. Ей нравился штабс—капитан напористостью и уверенностью, которые, буквально, на её взгляд, проскальзывали в каждом движении.
– Если что—либо вспомните, то, надеюсь, узнать первым, ибо повторюсь, но самое несущественное, может повлиять на дальнейший розыск.
Через три четверти часа штабс—капитан сидел перед Иваном Дмитриевичем и докладывал о двух состоявшихся разговорах – с доктором Мазуркевичем и хозяйкой трактира Марией Ильешовой.
– Вы считаете, что и тот, и другая рассказали истинную правду? – В голосе Путилина слышались какие—то недоверчивые нотки.
– Иван Дмитриевич, – Василий Михайлович уверенно смотрел в глаза начальнику сыскной полиции. – Я – не наивный юноша, но, поверьте, чтобы сыграть роли надо быть гениальными актёром и актрисой. И вы же сами говорили, что надо доверять своим чувствам. Вот поэтому я и могу сказать, что опрашиваемые сказали правду. Может быть. Ведь столько времени прошло, что—то позабылось. Но я верю в показания обоих.