Пилигрим
Шрифт:
Подобное же учение, разве что более закосневшее в своих предубеждениях и страдающее еще большей непоследовательностью, бытует среди разных арабских, турецких и прочих иных народов и племен, которые считают единым богом своим Аллаха, к коему взывают пятикратно в день, а в день пятницы и в праздники - многократно, произнося: Ahir bu tuygunibizga Olloh berdiku или аль-Алла-инш-Алла, нет господина превыше Аллаха, превознося при этом не сына божия, как искупителя скверн людских, а пророков, открывшим людям истинное учение и научивших их закону, главным из пророков почитая Мухаммеда из Медины, которому сие открылось по божией воле. Учение же таково, что являет собой более свод законов и правил, нежели рассуждение о смысле жизни и о том, что есть истина, а что не таково, отличие же от прочих верований в крайней степени нетерпимости его последователей ко всем инаким, и их призывается не переубеждать, а истреблять со всей безжалостностью и жестокостью. Правила же этого учения полагаются исходящими свыше, а от этого никакое покушение на них, пускай даже в форме безобидного сомнения, считаются совершенно недопустимыми, а нарушителей сего ждет кара скорая
Само по себе учение покорности, изложенное в аль-Коране, составляет свод правил, изложенных на примерах из жизни, и правила эти ясны и сострадательны, и хороши и полезны весьма, а язык книги весьма изящен и должен потакать самому требовательному вкусу. И законы эти не хороши и не плохи, а соответственны тем народам и условиям, в которых они принуждены существовать как местами и климатом, где они исконно обитают, или куда они были переселены более воинственными и сильными пришельцами. От внимательного читателя не ускользнет главное правило, сквозь все это учение проникающее, вроде прочной жилки, на которой держатся, не распадаясь, все нанизанные на нее многоцветные бусы, а именно - востребование полнейшей покорности от исповедующего его. Сура "Открывающая" именует почитаемого ими Аллаха Гocпoдом миpoв, сущность которого, как явствует из дальнейшего, весьма противоречива, ибо он милocтивый и милocepдный цapь в дeнь cyдa, но жестокий и беспощадный к любому и каждому иноверцу, и требует не менее, чем погибели его. И в каждой суре призывается - бойтесь Аллаха вашего, ибо он возмездие по грехам вашим, и хотя законы, изложенные там, хороши и обстоятельны весьма, и зачастую высшую людскую справедливость устанавливают, однако же воплощаются они отнюдь не разумением человека в их несомненной полезности для него самого и для окружающих его, а исключительно страхом пред ликом ужасного и свирепого владыки, что не есть хорошо, ибо мнение самого человека и его убеждение в необходимости следования закону отрицается, как маловажное и ненужное. Аль-Коран, без сомнения, писан человеками осенянными свыше и богодухновенными, но в чем-то вследствие ограниченности человеческого понимания непоследовательными хотя бы по той причине, что богу приписываются ими качества людские и низменные, вроде хитрости, богатства, мстительности и жестокосердия, вот, сура "Корова", которая есть справедливейший и просветленный кодекс правил жития для всех людей, вдруг говорит, что Aллax пoиздeвaeтcя нaд иноверцами, или будет жечь их огнем, или ослепит и лишит дара речи, что для всемогущего и всеведущего, управляющего всеми мирами
(а в этой суре сказано: Oн - тoт, кoтopый coтвopил вaм вce, чтo нa зeмлe, пoтoм oбpaтилcя к нeбy и cтpoил eгo из ceми нeбec. Oн o вcякoй вeщи знaющ!)
выглядит странно и нелепо.
Законы пустыни, где каждая крупинка чего бы то ни было полезного на счету, где нет и не может быть никакого излишества, где опасностей куда больше, нежели удовольствий, а кровь людей горяча и не имеет особой ценности ни для них самих, ни для противников или сродственников их, проникли в суть учения сего и позволяют народам, его исповедующим, жить и множиться там, где другим сие несподручно или же попросту невозможно. Муслихиддин Саади в своей книге "Бустан" так напутствовал некоего владетеля, передавая ему изысканным стихом правила правления, на которых держится до сих пор что убогая бахча нищего феллаха, что богатейшее царство:
На должность мужа чести назначай,
Кормило власти нищим не вручай...
Коль на своем посту везир не бдит,
Пусть наблюдатель твой за ним следит.
Богобоязненным бразды вручай,
Боящимся тебя не доверяй.
Правдивый лишь пред богом полн боязни,
За правду он не устрашится казни.
Но честного едва ль найдешь из ста:
Сам проверяй все книги и счета.
Двух близких на одну не ставь работу,
Дабы от них не возыметь заботу,
Столкуются и станут воровать...
тем самым объясняя, что недоверие к ближнему своему есть единственно правильное поведение, поскольку иначе нищета, нехватка и скудость имения подвигнет исполненного самых чистых помыслов на преступное дело, а ведь в тех краях воистину ничего нет в достатке, и самая вода там на вес золота, и даже на топливо для домашнего очага потребно сбирание и сохранение навоза от животных, но и того не хватает, и он служит предметом торга.
Оттого и законы, Аль-Кораном объявляемые, видятся со стороны, где ничего такого не происходит, как необычные и неприемлемые, вроде обычая взять себе четверых жен и жить с ними одним домом и одной семьей, вот только прежде осуждения и порицания того попробуй рассуди с их стороны - мужчин у каждого из этих народов совершенно в недостатке из-за сурового и воинственного нрава и жестокостей обхождения, а выжить способно лишь тем, семья которых имеет на прокорм стадо или поле, что требует многих трудов для возделывания их в природной скудости, и одной женщине невмоготу осилить сие, хотя в других местах, более благополучных и плодородных, женщины сами могут иметь хозяйство и наследовать, как исвободный человек, и там не редкость обладающая значительным имуществом состоятельная вдова или же одинокая женщина самостоятельная и независимая от мужского покровительства, которая способна прокормить себя и детей своих, хотя такое положение повсеместно и не одобряется. В пустыне же, если кто овдовеет, вынуждена искать защиты у брата своего или у брата мужа, иначе же отдается она на поток и
– нет, пустыня же место негостеприимное и когда беззаконием человеческим полнится, становится она местом безжизненным и непригодным. Тысячелетие тому назад Афзаладдин Хакани умудренный утверждал, что в его обиталище зачастую смерть облегчение большее таит, нежели тяготы жизни:
Моя дальновидная новорожденная дочь,
Увидев, что мир этот место плохое, - ушла.
Она поняла, что несчастья еще впереди,
От низких душою, от злобного роя ушла.
Увидев, что беден мой дом и что я ей не рад,
Она в неизвестность, дитя дорогое, - ушла.
Увидев сестру свою старшую в черной чадре,
Подумав: "О, боже, мученье какое!..." - ушла.
И в многомудрии своем, желая народ свой усилить и укрепить, и напитать здоровьем, и соблюсти благонравие, в Аль-Коране прописана сура "Женщины", где богобоязненному приказывается брать женщину лишь только по правилам и предписаниям, потому что "зaпpeщeны вaм вaши мaтepи, и вaши дoчepи, и вaши cecтpы, и вaши тeтки пo oтцy и мaтepи, и дoчepи бpaтa, и дoчepи cecтpы, и вaши мaтepи, кoтopыe вac вcкopмили, и вaши cecтpы пo кopмлeнию, и мaтepи вaшиx жeн, и вaши вocпитaнницы, кoтopыe пoд вaшим пoкpoвитeльcтвoм oт вaшиx жeн, к кoтopым вы yжe вoшли; a ecли вы eщe нe вoшли к ним, тo нeт гpexa нa вac; и жeны вaшиx cынoвeй, кoтopыe oт вaшиx чpeceл; и - oбъeдининять двyx cecтep, ecли этo нe былo paньшe, и - зaмyжниe из жeнщин, ecли ими нe oвлaдeли вaши дecницы пo пиcaнию Aллaxa нaд вaми. И paзpeшeнo вaм в тoм, чтo зa этим, иcкaть cвoим имyщecтвoм, coблюдaя цeлoмyдpиe, нe pacпyтничaя. A зa тo, чeм вы пoльзyeтecь oт ниx, дaвaйтe им иx нaгpaдy пo ycтaнoвлeнию." Ведь тем законом устранена одна из главных причин раздоров внутри народа, а именно обладание женщинами, потому что и самый из справедливых теряет голову и разум его, когда не имеет правила в том, и многие распри возникают, силу народа убывая, и в том великая мудрость учения сего - вести народ по обычаям, которые были уже прежде него.
Сурою же "Трапеза" установление содеяно по чистоте и нечистоте и обычаю пищи пустынника, и в ней сказано - "Зaпpeщeнa вaм мepтвeчинa, и кpoвь, мяco cвиньи, и тo, чтo зaкoлoтo c пpизывaниeм нe Aллaxa, и yдaвлeннaя, и yбитaя yдapoм, и yбитaя пpи пaдeнии, и зaбoдaннaя, и тo, чтo eл дикий звepь, - кpoмe тoгo, чтo yбиты пo oбpядy, - и тo, чтo зaкoлoтo нa жepтвeнникax, и чтoбы вы дeлили пo cтpeлaм. Этo - нeчecтиe." И в законе сем великая мудрость, ибо самим обычаем питания отделены друг от друга последователи учения ислама и иноверцы, и то, что сохранит человека без вреда здоровью и благонравию его, и что сближает одних и отдаляет других, и это достояно и необходимо тем народам в их местожительстве. Внимательный же и посторонний наблюдатель откроет себе, что закон этот, при всей важности и непреложности его, суть закон также человеческий, а не божественный, ибо тому, кто вседержитель есть, не нужно снисходить до управления едой и всеми прочими отправлениями, а целью его возвышение духовной части бытия является.
Так же и многие другие законы, если не применять их к тяжкому бытованию пустынника и странника, мало применимы к какому иному народу и непонятны ему, а потому вызывают у него неприятие и противодействие, тогда как, повторюсь еще, и не осуждай меня за многословие мое, сами по себе законы не плохи и не хороши, и не лучше каких других, а лишь в том беда учения этого, в других отношениях изысканного и многомудрого, что не допускают адепты его никакого сомнения в окончательной истинности его и в мудрости многих других учений и священных книг, в каждой из которых рассыпаны свои особенные перлы смысла и сияющие глубиною рубины откровения. А тебе же скажу, чтобы ты слышал, как неземною музыкою звучит благородное приветствие на их языке, и чтобы душа твоя восхитилась его изяществу: Assalam aalaikum wa rahmatullah, Bismillah, и пусть не оставит тебя мудрость и благоразумие.
А потом, от пустынных народов, которые увлекали мой ум в глубины истолкования слов пророка и соответствия правления различных халифов, начиная с первого - Абу-Бекра, и включая самого сиятельного из них, отца всех отпрысков мужского рода по линии пророка Мухаммеда, который, да будет известно тебе, от всех четырех жен своих имел одних лишь дочерей, четвертого халифа Али, злодейски убитого и в Наджафе погребенного; я познал и сладкозвучную и наполненную глубинным смыслом поэзию, сладчайшая из которой сложена на благородном фарси, и через нее постиг, что и там, где усомниться в вероучении невозможно по очевидным причинам, те же вопросы, что и моей душе покоя не дают, задают умелые стихотворцы в своих виршах, из коих многие столь сильное и острое рассуждение содержат, что и многие века переживают и доныне во славе своей сияют. Вот, послушай, как блистательный Джалаладдин Руми, будучи сам суфием и принужденный сомнения свои в тайне держать и уста закрытыми аки дверь на засове, представил спор относительно верности того или иного учения и его превосходства над другим:
И кто-то в заблуждении глубоком
Себя считать готов подстать пророкам.
Мы тоже, мол, сродни мужам святым;
Мы, как они, едим, и пьем, и спим.
Сии слепцы не чувствуют различья,
Равняя все: ничтожность и величье.
Что делать, с одного цветка берет
Змея свой горький яд, пчела - свой мед.
Две кабарги в долине обитали,
Одни и те же травы их питали,
Но мускуса дала одна немало,
И лишь навоз другая даровала.