Пилигрим
Шрифт:
Учения, изложенные Буддами,
Основаны всецело на двух истинах:
На истине условной - мирской
И абсолютной истине - высшей.
– Абсолютная истина есть постижение высшей природы объекта познания безошибочно познающим субъектом, а относительная, или условная, истина - это постижение таким субъектом проявлений относительной природы объекта. Лишь пустота и истинные пресечения суть абсолютные истины, всё же остальное - истины условные.
И я воскликнул:
– О, благословенный, правильно ли я понял с твоих слов из слов Нагарджуна, что всякая истина - и в абсолюте истина, и истина мирская - равно недоступны моему пониманию, потому что я далек от просветления и духовного совершенства?! И если это так и мне не откроется истинное, как мне отличить на моем уровне сознания что есть истина и
И получил в ответ:
– Степень твоего непросветленного невежества такова, что не позволяет не только обладать восприятием истины, но даже верно определить предмет своего вопроса ты не в состоянии. Ибо все явления тем или иным образом зависимы: они либо возникают, изменяются и прекращаются в зависимости от причин, либо зависят от своих составных частей, а есть и многое другое. Что бы ни взять для примера, все существует только в зависимости от других явлений и ни одно не может существовать само по себе, а потому все они пусты, лишены самосущего бытия. Тем не менее все деятели, действия и объекты условно истинны. Кратко говоря, поскольку явления лишены самосущего бытия, они изменяются, становясь то тем, то другим, а поскольку явления существуют условно, то имеется хорошее и плохое, полезное и вредное.
И мне не было чего сказать в ответ, и усомнился я в собственной предрасположенности к постижению истины. Многое время потребовалось мне для того, чтобы прийти к какой-то внутренней гармонии особого порядка, поскольку сознание мое, не будучи просветленным, отказывалось воспринимать как данность истину, которая не относится к предмету, или двойственную истину, которая способна одновременно истинно описывать предмет, и я не умел уразуметь открытые мне учения, произнесенные гуру для моего слуха, и осознал, что вновь вынужден уйти, покинуть его, и искать дальше в себе и для себя.
И я двинулся вглубь страны, удаляясь от Ганга в дремучие и непроходимые леса, впрочем, и в тех местах, что граничили с необжитыми, обреталось многое число людей, коим недоставало ни времени, ни сил исповедовать просветляющее учение, а от того они практиковали отнюдь не аскезу и воздержание, а старались воспринимать доступные им радости жизни в той мере, как они понимали достаточным. И они выстраивали себе жилища, покрывая их от дождей громадными листьями банана, и полагали, что истинно сухо тогда, когда вода не имеет возможности проникать сквозь неплотную кровлю, а не в том случае, если рассматривать сухость с позиций абсолюта и отношения, впрочем, людям, способным осознать истину лишь в таком смысле, не важно, сопровождает ли их бытие некое удобство, или же нет. И еще они насаждали поля, и выращивали на своих полях батат и рис, и собирали хлебные плоды, и рубили арековое дерево ради добывания из его ствола саговой крупы, и держали домашних кур и свиней, хотя и не гнушались сбиранием урожая, предоставляемого им самою природой и сокрытыми в ней силами, включая плоды земли, и плоды воды, и плоды охоты. А еще эти люди брали себе жен и выводили известное количество отпрысков, коих содержали в относительной чистоте и достатке пропитания и стремились удалить от невежества, наставляя в правилах и законах их жизни. И они жили общиною, где правили мудрые или сильные, власть свою применяя более по наитию, нежели по следованию высшему закону, и не всегда справедливо или же в интересах своих подданных, что объяснимо несовершенством тех людей, не стремящихся к просветлению посредством учения и, как я подозревал и в конечном итоге самолично убедился, и не имеющих о всеобщем круговороте перевоплощения ни малейшего понятия и, более того, не стремящихся к освобождению из него.
Однако же и среди этих непросвещенных народов существовали ашрамы и находились практикующие различные стороны учения гуру, при которых иногда были ученики, а иногда они пребывали в полном одиночестве. Один из них, обосновавшийся в дупле гигантского баньяна, как будто раджа в своем дворце, милостиво согласился преподать мне учение о тройственном Прибежище, которое преобразует в практику самое сознание, для чего мне довелось проживать подле него известное время. Тот Учитель говорил мне, что прежде прочего мне надлежит принять Прибежище, как данность, не повергая сомнению составляющие его Три Драгоценности: Будду, Его Учение и Духовное Сообщество и размышлять о действиях и их следствиях, дабы освобождаться от всех несовершенств, являющихся препятствиями и одновременно и непосредственно познать все явления, чтобы стать Буддою, он - учитель Прибежища и подобен врачу. Учение его драгоценно, это арья - высшие пути, которые устраняют омрачения, пробуждая состояние просветленности после устранения того, что должно быть устранено. Учение и есть подлинное Прибежище, и оно подобно лекарству. Как тебе известно, само по себе лекарственное средство не излечивает, ведь даже распознать его в качестве исцеления
И я просил его наставить меня в том. Гуру же сообщил мне, что адхишила имеет множество форм, но в основе их всех лежит этика воздержания от десяти недобродетелей, из которых три относятся к действиям тела, четыре - к действиям речи, и три - к действиям ума, причем ищущий возвышения обязан исходить из наличия у него всех недобродетелей, к преодолению которых он должен принимать усилия и преодолевать их.
– Скажи мне, приходилось ли тебе лишать жизни живые существа?
– вопрошал меня он, и я ответствовал:
– Конечно, о благословенный, ведь царевичу положено ходить на войну и участвовать в охоте, которую совершают во славу положения его. И я возглавлял воинский отряд отца моего, и нападал на врагов его на границах княжества, и разгонял сброд, угрожавший смести его дворец, недовольный наложенным на него бременем, обусловленным тягостями войны. И возглавлял слоновью охоту на крупного зверя, и стоял во главе отряда из тридцати слонов, и меня сопровождали сто сорок загонщиков на земле, и пятьдесят стрелков из охотничьего лука на спине слона, и еще двадцать, вооруженных отточенными до толщины иглы сариссами, чтобы тигр не напал на стрелков, заскочив на слона с дерева или с земли, и тридцать погонщиков, восседавших на шее слона и управлявших ими, и имевшими близ себя молот и долото, чтобы вогнать его в череп слона между ухом его и глазом, если слон утратит разум, опьяненный кровью и ревом труб; и еще десятью цимбалистами, и тремя трубачами, подающими сигналы, и пятью гетерами, возбуждающими кровь в схватке. И если я сам и не отнимал жизнь у человека, хотя это и не так, моими приказами руководствовались другие, проливавшие кровь, а отвечаю за них я.
– Воистину так, эта кровь на тебе. Но знай же, любое убийство искажает карму.
– Но, просветленный, неужели охота на тигра со спины слона наказуема?
– Видишь ли ты причину, оправдывающую тебя, по которой смерть тигра не на совести твоей?
– Безусловно, ибо это было необходимо. Охота на тигра объявлялась не иначе, как при его людоедстве и еще когда он поселялся близ селений и задирал скот моих подданных. Ведомо тебе, что лишь молодой и сильный тигр не опасен для человека, поскольку пропитание свое добывает охотой на буйвола, и на антилопу, и на иного дикого зверя. Раненный же или больной, или старый, или сломавший клыки идет к селению человека, потому что там ему добыча легкая и беззащитная, и нападает на женщин, по воду чередою идущих, и ворует детей, выгоняющих скот на пастбище и к водопою, и на домашнюю скотину, жирную, ленивую и тупую, и раз сладости человечьего мяса отведав, уже не может удержаться и будет убивать, покуда самого его в рогатки не возьмут и не уничтожат. Я же обязан был защищать их, что возможно лишь убив тигра, ведь избежавший ловушек, становится он еще изощреннее и свирепее. Это - вынужденное убийство, негреховно оно есть.
– Которое, тем не менее, легло скверною на душу твою и отдалило от просветления.
– Но ведь в этом смысле и убиение ради собственного пропитания есть скверна?
– Истинно так, равно как и поедание трупа убитого.
– Каков же путь избежания сей скверны?
– Отказ от причинения смерти вообще - от убийства насекомого до убийства человека.
– Значит, докучающие мне москиты отныне неприкосновенны?
– Они неприкосновенны от века, а не от сего дня, ведь все они есть души в круговороте перевоплощения, и всеобщий закон состоит в том, что они имеют возможность для совершенствования. Ты же, убивая их, грубо вмешиваешься в высшую деятельность и препоны создаешь для нее.
– Однако это изменяет присущую мне природу человека!
– Просветление до состояния Будды есть отказ от человеческой сущности в тебе, ибо просветленный не человек, а высшее существо.