Пламенный клинок
Шрифт:
Олениха испустила последний вздох, и ее глаза остекленели. Фен поднялась и увидела Арена, удивленно смотревшего на нее. Он и не подозревал, что смерть бывает такой нежной. Ему очень хотелось поцеловать Фен, но он не осмелился.
Если девушка и догадывалась, что творится у него в голове, то виду не подала.
— В следующий раз начнем с чего-нибудь попроще, — сказала она. — Но раз ты здесь, то неси добычу.
Всю обратную дорогу к стоянке Фен пребывала в напряжении. Присутствие Арена выводило ее из себя. Когда он говорил, ей приходилось бороться с желанием наорать на него. Когда молчал, ей казалось, будто он хочет, чтобы заговорила она.
После того, как она убила олениху, он не вымолвил почти ни слова, в гнетущем молчании следуя за ней с мертвым животным на плечах. Ей хотелось бросить мальчишку, чтобы выбирался самостоятельно, но ведь он заблудится в считаные минуты, и добыча останется при нем.
Зачем она вообще его позвала?
Ответа у нее не было. Возможно, в благодарность за помощь в Скавенгарде? Без него она бы никогда не выбралась с того выступа, и ей было немного стыдно, как она повела себя после. Просто она разозлилась: разозлилась на себя за слабость, разозлилась на него, что он так и не понял, каково это, когда мир уходит из-под ног.
И все-таки, как бы он ее ни раздражал, было в нем что-то успокаивающее. Он просто находился рядом. Не докучал расспросами. Разве только время от времени так на нее поглядывал, что в глубине души у Фен пробуждалась смутная тревога.
Неужели это и есть дружба? О Девятеро, зачем она вообще нужна?
— А как умерла твоя матушка? — спросила она, стараясь держаться непринужденно.
Арен остановился и уставился на нее. Фен почувствовала, как она свертывается и загорается изнутри, словно сухой лист в огне.
— Я неважная собеседница, — угрюмо добавила она, будто в этом была вина Арена.
Он стряхнул с себя удивление и поднял руку, как бы извиняясь.
— Ничего страшного. Просто это было слегка… неожиданно. Ну… Она заболела. Не знаю точно, отчего она умерла. Никто мне не рассказывал, да и я, наверное, не спрашивал. Диковинно, правда?
— Диковинно, — согласилась Фен, хотя ничего диковинного в этом не видела.
— А твоя?
На Фен накатило смятение. Она затеяла разговор не для того, чтобы приплетать еще и себя. Но ведь так оно и происходит? Что-то получаешь, что-то отдаешь. Даже если не хочешь.
— Порезала руку. И расхворалась. — Ответ получился сухой и сжатый. Ей не хотелось вдаваться в подробности.
Арен понял намек.
— Извини.
— За что? Не ты же порезал ей руку.
Разговор снова зашел в тупик.
— А каково было расти в Ольдвуде? — спросил Арен, пытаясь оживить беседу.
Фен не знала, как ответить. О том времени у нее остались лишь обрывочные воспоминания. Вот отец кладет ей руку на спину, следя за ее дыханием, когда она прицеливается в оленя. Вот она лазает по деревьям возле хижины, а матушка сидит на пороге, греется на солнышке, поет и что-то стругает. Вот кукла, которую матушка вырезала для нее из дерева; запах сладких яблочных лепешек; ее родители держатся за руки под столом. Ее детство наполняли счастье и любовь, и теперь с трудом верилось, что все это не сон.
— Там было хорошо, — ответила она. — Пока не умерла матушка. Тогда отец изменился.
Она попыталась подобрать слова, которые не прозвучали бы искусственно или глупо, но не сумела. Арен почувствовал ее неловкость и милосердно сменил тему разговора:
— Ты не знаешь, что замышляет Гаррик?
— В каком смысле?
— Мы направляемся в Хаммерхольт, верно? Это самая грозная крепость во всей Оссии, а по случаю королевского бракосочетания она будет кишеть стражниками. Как мы собираемся захватить Пламенный Клинок?
— Он все расскажет, когда мы доберемся до Моргенхольма.
Арен хмыкнул.
— Он любит таинственность?
— В этом есть смысл. Вдруг кого-нибудь из нас поймают и станут пытать? Тогда Железная Длань все узнает.
— По-моему, он слишком подозрителен.
— Ты не знал его до Солт-Форка, — возразила она. — Тогда мы были готовы последовать за ним на край света. Мне не нравится его вспыльчивость, но я не сомневаюсь в его честности. Я выслушаю его план и, если мне не понравится, уйду.
— И куда?
Она на мгновение задумалась.
— Куда глаза глядят.
Арен кивнул. Она решила, что он ее понял. Он тоже лишился дома, как и она, и знал о мире совсем мало. Но он, по крайней мере, умеет налаживать знакомство с людьми, к тому же у него есть Кейд. У него все получится. А насчет себя она не была уверена.
— Ты мог бы покинуть нас в «Привале разбойников», — сказала она. — Почему остался?
— Кейд уговорил.
Она недоверчиво взглянула на него. «Мог бы придумать что-нибудь поубедительнее».
— Я и сам хотел остаться, — признался он. — Матери я не знал. Отец был для меня всем. Помню это чувство, когда он возвращался домой из очередной поездки… Счастье, облегчение, что он снова рядом… Добрый и сильный, каким мне самому хотелось стать. — Его лицо болезненно скривилось. — Я даже не знал его настоящего имени.
Фен опустила глаза. Ее смутила искренняя горечь в голосе Арена.
— Мне нужно выяснить, кем был мой отец, — сказал он. — Это может рассказать только Гаррик.
— А Пламенный Клинок? Разве он ничего не значит?
— Пламенный Клинок… — Его взгляд затуманился. — Думаешь, Оссия вправду поднимется вновь, если мы вернем Пламенный Клинок?
— Не знаю, — ответила Фен. — За других я говорить не могу.
Они прошли еще немного.
— Если бы я знала, кем был твой отец, Арен, я бы тебе сказала. И плевать на Гаррика.
Арен оторопел.
— Спасибо, — выдохнул он и взглянул на Фен с такой благодарностью и теплотой, что она сердито зарделась и отвернулась.
— Мы только время теряем, — проворчала она. — Идем быстрее.