Пламенный клинок
Шрифт:
До самой стоянки она не проронила больше ни слова.
Торговые дома находились вдали от побережья, скрывались среди мощеных закоулков, куда не достигали шум портовых складов и запах рыбы и кипящей ворвани. Гаррик шагал знакомыми улицами, среди серых каменных домов, поросших черным лишайником. Ракен-Лок представлял собой настоящий лабиринт, дома лепились друг к другу в полнейшем беспорядке. В пасмурные дни вроде нынешнего городок становился безрадостным, холодным и сырым, но Гаррика согревали мысли о предстоящем деле, и он целенаправленно шагал вперед. Если удастся выполнить задуманное, день сложится хорошо.
Он знал, где находится ксуланский торговый дом, хотя никогда там не бывал. Иностранцы в Ракен-Локе не считались редкостью. В порту сновали изящные ксулане, кичливые картаниане, скрытные боскане, татуированные скарлы и немногословные квины. Иногда прибывал карагуанский корабль с дальнего запада, и на берег сходили миссионеры, несущие слово Вочеловеченного; или заворачивала посудина, полная сварливых лунийцев, неспособных и один вечер провести без драки. Встречали пришельцев в основном недоверчиво, и мало кто здесь обосновывался. В Ракен-Локе любили их деньги и товары, но не жаловали чужие обычаи. В большинстве своем оссиане были гостеприимным и терпимым народом, но Криволомье населяли суровые люди: замкнутые, упрямые и не желавшие меняться.
Снаружи торговый дом представлял собой ничем не примечательное строение с маленькими окошками, сложенное из обветренного камня. Необычной была только вывеска. Надпись, составленная из красивых загадочных значков ксуланского алфавита, ничего не говорила оссианам. Чуть выше помещалось изображение облаченного в мантию человека со скрещенными ногами и распростертыми руками. Худощавый и лысый, он низко склонил голову, так что виднелась только макушка: наполовину белая, наполовину черная. Прадап Тет, духовный пастырь ксулан.
Гаррик толкнул дверь; раздался пронзительный звон колокольчика. Внутри словно начиналась другая страна. В убранстве — ничего оссианского: ни ярких цветов, ни пестрых тканей, ни старого дерева или потертого камня. Почти пустое помещение, безукоризненно чистое и опрятно обставленное. Отполированный бронзовый шар на черной полке. Заключенный в раму кусок пергамента с несколькими мазками краской, смысла которых Гаррик не уразумел. Почти в самой середине комнаты — приземистый каплеобразный столик из редкого эларийского белого дерева, на котором стояли обсидиановый кувшин и два стакана из стекла и серебра.
Звон колокольчика утих, наступила жутковатая тишина. Откуда-то из глубины дома, шлепая по полу туфлями без задников, выскользнул молодой ксуланин. Хрупкого сложения, бритоголовый, с опрятной черной бородкой, он двигался столь же мягко и изящно, как и его соплеменник в «Привале разбойников».
— Добро пожаловать, — произнес он по-кродански с легким акцентом.
— Привет тебе, — ответил Гаррик по-оссиански. — Я ищу человека по имени Ататеп. Его родственник сказал, что он часто здесь бывает.
— Увы, — промолвил купец, с легкостью переходя на родной язык Гаррика. — Ататеп несколько дней как отбыл с товарами на родину. Неудачно разминулись.
Гаррик сомневался, верить ли этому, а лицо и голос ксуланина не давали ему никакой зацепки. Ведь ксулан с рождения приучали владеть собой и показывать лишь то, что они сами хотят.
— Жаль, — сказал Гаррик. — Мне нужно кое-что… необычное. И как можно скорее. Только ксулане смогут это раздобыть.
— Может, и я подсоблю? — Ксуланин изысканным жестом пригласил гостя к столу. Гаррик, знакомый с ксуланским обычаем обходиться без стульев, устроился на полу и по привычке потянулся к мечу, чтобы проверить, на месте ли он, но оружие осталось в лагере. В городских пределах оссианам воспрещалось носить клинки, и у Гаррика не было разрешения, действующего в Ракен-Локе.
— Меня зовут Катат-аз, — представился ксуланин, с изяществом присаживаясь. — Мы с братом надзираем за всей торговлей, которую ведут ксулане в Ракен-Локе. Могу ли я узнать твое имя?
— Даник из Костровой Пади, — ответил Гаррик. В последние тридцать лет он пользовался таким количеством вымышленных имен, что новые слетали у него с языка мгновенно.
— Очень приятно. — Ксуланин наполнил стаканы водой. От него пахло терпкими духами со смягчающей ноткой жасмина. — И что тебе нужно?
Гаррик выложил на стол свернутую бумагу.
— Вот список.
Катат-аз развернул свиток, пробежал глазами и положил обратно.
— Четыре бочки амберлинского мы, конечно, можем предоставить. Но остальное… это опасный груз.
— Но ты можешь его раздобыть?
— Могу. Мы торгуем им у себя на родине, а иногда поставляем в Гласский университет для опытов. — Он приподнял бровь и поджал губы. — Ты не химерист и не ученый. Что ты замыслил?
— Это мое дело. Мне нужно доставить груз в Моргенхольм в течение семи дней, — сказал он.
— Невозможно, — ответил Катат-аз и вскинул руку, предвосхищая возражение Гаррика. — Груз находится не здесь. Пятнадцать дней. Быстрее не получится.
Гаррик прикинул в уме: бракосочетание назначено на последний день меднолиста; если груз прибудет вовремя, до свадьбы останется восемь дней. Вполне достаточно.
— Хорошо.
— Это обойдется дорого, — предупредил Катат-аз.
Гаррик бросил на стол кошель с монетами.
Катат-аз даже не взглянул.
— Гораздо дороже, — сказал он.
— Это задаток. Когда груз прибудет в Моргенхольм, я заплачу еще двадцать фальконов.
Другой при столь щедром предложении удивился бы или выказал подозрение. Катат-аз остался невозмутимым.
— И где эти деньги?
— В банке в Моргенхольме, — ответил Гаррик, мысленно добавив: «Правда, счет не мой». — И еще три условия. Первое: груз должен прибыть вовремя. Если запоздает, проку от него уже не будет и ты не получишь ничего.
Катат-аз наклонил голову и сомкнул ресницы в знак согласия.