Пламя над тундрой
Шрифт:
— Блэк! Назад! Блэк! Назад!
Но эти крики только подхлестывали Блэка, и он так рванул кухлянку, что у Оттыргина оголилась спина, темная, худая, с выступавшими позвоночником и ребрами. Елена Дмитриевна в ужасе охнула, представив, что сейчас произойдет. Огромные белые клыки, на которых прилипли шерстинки кухлянки, вот-вот должны были сомкнуться на теле чукчи… Вдруг чья-то сильная рука отшвырнула собаку. Она покатилась по земле, воя и рыча.
Елена Дмитриевна широко раскрытыми глазами смотрела на высокого широкоплечего мужчину в суконной куртке и с непокрытой головой.
Она открыла глаза. Блэк лежал на боку и делал безуспешные попытки подняться на лапы. Не обращая на него внимания, мужчина осматривал Оттыргина. Убедившись, что он цел, похлопал дружески по голому плечу и легонько подтолкнул к открытым дверям государственного склада:
— Ступай в склад! Что-нибудь тебе подберем покрепче!
Держа в руках лоскут от кухлянки, он обратился к Елене Дмитриевне:
— Это ваш резвый песик?
Блэк, повизгивая, полз к ногам хозяйки и трусливо косил глазом на Мандрикова.
— Мой… — Елена Дмитриевна восхищенно смотрела в карие глаза мужчины. — Я так испугалась…
— Очевидно, меньше, чем тот юноша, — кивнул Мандриков в сторону захлопнувшейся за Оттыргиным двери и насмешливо продолжал: — Хотя дамские нервы при такой ситуации не выдерживают…
— Оставьте мои нервы в покое, — резко сказала Елена Дмитриевна. Ее задел тон незнакомца. Его она видела впервые. Нагнувшись к поводку, который тянулся за Блэком, подумала: «Это, кажется, новый приказчик склада, о котором с таким раздражением говорил Бирич».
Она с интересом смотрела на спокойное лицо мужчины и не могла не признаться, что он ей нравится, а расправа с Блэком просто восхитила ее. Елена Дмитриевна с улыбкой сказала:
— Извините меня, не будем ссориться. Будем лучше друзьями.
— Извиняться надо не передо мной, а перед тем юношей…
— Перед чукчей? — Елена Дмитриевна проговорила это с искренним удивлением. Мандриков кивнул:
— Перед человеком, кто бы он ни был.
Глаза молодой женщины наполнились серьезным любопытством. Между бровями появилась морщинка.
Елена Дмитриевна о чем-то напряженно думала. Михаил Сергеевич изучающе следил за ней. Эта красивая женщина в дорогой меховой шубке, по-видимому, из богатой семьи какого-нибудь купца, вызывала у него в свою очередь любопытство.
— Вы правы, человека всегда надо уважать, — согласилась Елена Дмитриевна.
Мандриков понял, что эта женщина думает о чем-то своем, важном, наболевшем. Елена Дмитриевна привязала около склада утихшего Блэка и решительно направилась в склад. На грубо сколоченной скамейке сидел, съежившись, Оттыргин. Он дрожал от холода. Мандриков участливо сказал:
— Сейчас мы оденем тебя.
Он ушел в глубь склада, вернулся с новой кухлянкой в руках, кинул ее Оттыргину:
— А ну, примеряй!
Юноша держал кухлянку в руках, но
— Надевай, надевай, мадам заплатит за кухлянку, — весело сказал Мандриков, и женщина не стала даже возражать. Ей понравился тон этого человека. Оттыргин натянул кухлянку, но робость не покидала его. А может быть, за нее надо платить? У него же нет денег. Второй день ему нечего есть, и сегодня нечем кормить своих собак. Он шел к Куркутскому в надежде, что тот покормит его, и вот это нападение собаки. Оттыргин хотел снять кухлянку, в которой ему стало так тепло, а мех ласкал тело, но Елена Дмитриевна остановила его:
— Это тебе. Я дарю. Я же виновата… — она еще что-то говорила, но Оттыргин не понимал. Он знал лишь одно, что ему подарена новая кухлянка. Он был счастлив и готов для этих людей сделать все, что они скажут. Мандриков засмеялся:
— Теперь ты как жених! Как же звать тебя?
Оттыргин назвал себя. Мандриков взял с полки пачку табаку и протянул ее юноше.
— А это от меня.
Оттыргин вышел из склада в приподнятом настроении. Все чаще стали встречаться на его пути какие-то необыкновенные, удивительные люди, которые так хорошо к нему относятся, Надо об этом рассказать учителю. Обойдя подальше заворчавшего Блэка, Оттыргин побежал к школе, Ему не терпелось поделиться о случившемся с Михаилом Петровичем, угостить его своим табаком…
— Стоимость кухлянки запишите на счет Бирича, — сказала Елена Дмитриевна после ухода Оттыргина.
— Бирича? — переспросил Мандриков. Он не мог скрыть своего изумления. — Что же скажет, извините, ваш муж или отец, когда узнает, что вы делаете подарки нищему чукче?
Елена Дмитриевна весело рассмеялась. Удивительно, как хорошо, свободно она чувствовала себя в обществе этого смелого, чуть грубоватого человека, который словно не замечал ее красоты, не пытался ей понравиться, как до сих пор делали все встречавшиеся ей мужчины. Он разговаривал с ней как с равной, и даже чуть требовательно, поучительно, но в этом ничего не было обидного.
— Я не Бирич, — неожиданно для себя сказала Елена Дмитриевна. — Моя фамилия Чернец, я была женой молодого Бирича… — Елена Дмитриевна сделала паузу. И уже более решительно, с некоторой бравадой повторила: — Была женой, а теперь вроде как невеста. — Она с вызовом посмотрела на Мандрикова. — Как, гожусь я в невесты?
— Вполне — весело ответил Мандриков, и они оба расхохотались. Казалось, что они уже давно и хорошо знакомы. Выглянувший из-за стеллажа с товарами заведующий позвал:
— Сергей Евстафьевич, вы мне нужны.
— Иду, — откликнулся Мандриков и развел руками:
— Извините!
— До свидания, — Елена Дмитриевна протянула руку Мандрикову и заглянула ему в глаза. — Теперь я знаю ваше имя.
Она вышла из склада. Заведующий улыбнулся:
— А губа у вас не дура, Сергей Евстафьевич!
— Угу, — только и ответил Мандриков, думая о том, что последние слова молодой женщины означали не что иное, как обещание снова встретиться с ним. А для чего? Зачем она сообщила, что она бывшая жена Бирича-сына. Кокетство, шутка над ним?