План D накануне
Шрифт:
— De antan [88] будешь bitten [89]? — тем не менее, кося взгляд и не переменяя позы.
— Ну, для начала хотел бы, — с воодушевлением откликнулся он, соскучившийся даже по своему собственному голосу. — Что тут было, скажем, в 1020-м?
— Wahrscheinlich [90], много чего, однако монастырь etait fonde [91] в 1046-м.
— Et bien [92], ха, не просветите ли насчёт 1101-го?
— Монахам falsches [93] grossieretes [94], но мне Господь простит, если я такого Unverschamter [95] и невежду обругаю.
— Понял, я к вам, вообще-то, не по интересу вашей памяти, и так все знают…
— Quel est ton nom [96]?
— Брат Готлиб.
— Готлиб, Готлиб. Пруссак?
— С вашего позволения, индиец.
— Индиец? Как же тебя в монастырь взяли, или ты выкрест?
— Я вкрест. Взяли и взяли, позволено ли мне будет изложить своё дело?
— Ну.
— Хочу сразу прояснить, обратиться с ним я могу только
— Мария Виманн konnte nicht [97]?
Он опешил, не зная никакой Марии Виманн, однако…
— А это не родственница ли матушки Доротеи?
— Ну как же, как же, — он пошевелился и закрыл глаза, — дочь in der zweiten Generation [98].
Это, разумеется, внучка, соображал он, идя по гетто и с жадностью всматриваясь в прохожих, выискивая среди них подходящего. С такой материей, по его мнению, он мог обратиться не к каждому.
Дома здесь строили преимущественно из красного кирпича, с налезающими друг на друга стрехами и чердаками той системы, что посложнее самого беспорядка в эфире, множеством глины и соломы, в том числе и под ногами, кривыми переулками, подворотнями треком, мельницами, расставленными тут и там телегами без колёс, частыми дверями, вывесками весовщиков руды, ростовщиков, ювелиров, библиотек и зашифрованными вывесками. «Изв?стные маслобойки Ж. Блока», «Бинты для усовъ, даютъ прелестную форму усамъ», «Секретные камеры Фреландта», «Подмышники Канфильда», «Потайные секстанты Уляйтера», «Космокомитетъ криптокартографiи», «Тетрадный развалъ», «Клистирные усики, нов?йшiе модели», «Изобличители голоса Розенфельда и Розенблюма», «Аптекарская. Нов?йшiе средства отъ подземнаго зр?нiя», «Психоредукторы. Усмиряютъ всякую боязнь, какъ и воскрешенiя», «Распекатели тортовъ и пирожныхъ-бизе Иессеева», «Самод?йствующiй кинематографъ — живая фотографiя. Фигуры вращаются какъ живые. Супруги (м?довый м?сяцъ). На трапецiи. Танцовщица. Наконецъ одинъ (Нежный поц?луй). Драка. Фокусникъ. Мухоморъ. Цеппелинъ (Взглядъ назадъ). Шахта. Колосья ржи», «Народные гармонифлюты Юлiя Генриха Циммермана», «Антипиръ Буркгарда и Урлауба», «Герофоны и Аристонъ-органы».
Не отыскав надежного, он решил спросить в магазине психоредукторов. Только вошёл, как язычок ударил внутри колокола. Приказчик встретил подозрительным взглядом из-под широких полей. Пейсов не имелось, но нос говорил сам за себя, да и особая тоска в глазах, а с ней подозрительность.
— Моё почтение, — касаясь пальцами котелка.
— Мы скоро закрываемся.
— Я бы хотел приобрести психоредуктор.
Указанные машинки в больших количествах стояли на полках позади него и один, самый большой, воочию на прилавке. Всякий иного размера. Они тикали, жужжали, из двух на верхней полке сочился пар, на прилавке один то хрипел, то чавкал.
— Какая надобна модель?
— Самый лучший, чтоб точно помог.
Он посмотрел строже.
— Чего вы боитесь?
— Я? А. Так вот, беру не себе, а племяннику, он содержится в лечебнице где-то здесь неподалёку, в гетто, я верно не знаю где. Навещаю его в первый раз, так сказали, нужен психоредуктор. Не подскажете ли заодно, как мне именно пройти?
— В лечебнице психоредукторы запрещены.
— Ну, тут такое дело. Я бы хотел пронести ему тайно. Он сам, когда бывает в уме, требует психоредуктор. Так что мне ещё и по возможности меньший размерами.
— Меньший, чем что?
— Чем большой самый лучший. Понимаете, необходимо соблюсти пропорцию между размером и действенностью. И сказать, как пройти.
— Я не продам вам свой товар.
— Это ещё почему?
Он не ответил, строго, с прибавкой теперь ещё и некоторого презрения посмотрев на него.
— Как пройти в лечебницу хоть скажите.
Молчание, бойкот, мизантропия.
— Ну и хрен с тобой, жид пархатый.
К визиту в скорбное место надо бы подготовиться получше, одна из служащих видела его в погребе и могла опознать. Надо рассказать про эту Марию такое, чтоб точно поверили, что он её родственник. Но для начала отыскать. Он кружил по гетто, начался дождь из низкой и жирной тучи, зацепившейся за пик гряды, котелок быстро набух и фетр немного обвис.
[91]
[90] Должно быть (нем.).
[89] Спрашивать (нем.).
[88] Про давние времена (фр.).
[98] Во втором поколении (нем.).
[97] Не могла? (нем.)
[96] Зд.: тебя как звать? (фр.)
[95] Зд.: наглец (нем.).
[94] Зд.: сквернословить (фр.).
[93] Зд.: грешно (нем.).
[92] В таком случае (фр.).
ЧАСТЬ
ВТОРАЯ
ВЕЛИКИЙ
БАМБУКОВЫЙ
ЗАБОР
Глава восьмая
Последствия исчезновения Марса
На помосте, накануне сколоченном во внутреннем дворе гимназии, замерли почётный попечитель, директор, инспектор, надзиратель, законоучитель, семеро старших учителей и трое младших, а также единственный рисования. Он держал речь, многословно говоря о пути, что кое-как был одолён выпускниками, — «надо что-то уже менять, расти, плечами раздвигая сооружения, возможно, и для отправления культа, задумайтесь, может, бородку отпустить? Но и без того, есть выход, есть, путь на такой верх, что все председатели палат обзавидуются, поумирают и новые уже не будут знать о вашем прошлом ничего, лишь только о настоящем. Тут нужна афера на несколько ртов, в идеале оросить всех живущих, этому вас никто не учил, но, если целить повыше, возможно, повыше и остановитесь, когда уже ничего нельзя будет поделать и останется только почивать на лаврах. Вот яблоки с дерева — дурное ли начало? скупые ли вводные для того, чтоб развернуться? Яблоки… яблоки… яблоко… что бы это могло значить? In caput jacere [99], отравить, подвесить так, чтоб в голодный год все прыгали и схватывали воздух сразу под его скатами, также никто не отменял созданную тем или иным способом интригу вокруг плода, а если нечто употребимо и для наружного применения, и для внутреннего — народ такое в жизни не поймёт», — об освоенных ими через пень-колоду науках, в числе которых значились закон Божий, священная и церковная история, российская грамматика, риторика, пиитика, история литературы, логика, славянский язык, арифметика, алгебра, геометрия, счетоводство, физика, всеобщая и российская история, статистика всеобщего и Российского государства, языки латинский, греческий, французский, немецкий и словесность их, чистописание, черчение, рисование, ритмика и театр. Он насиловал себя более для омрачавшего церемонию губернатора, притащившегося прямой наводкой из катакомб, теперь он кисло пытался полюбить сословия, принимаемые в гимназию. Среди тех насчитывалось пятеро однодворцев, семеро разночинцев, трое выходцев из «приказ но служительского звания», шестеро поповичей, трое «уволенных из духовного звания», десятеро вольных хлебопашцев, дюжина бывших крепостных, ставших таковыми в ходе обучения, и двое «иностранцев». В число последних входил некто Л.К. Директор, периодически требовавший их на сцену, вызвал его далеко не первым.
Это были жертвы, попавшие и под столь низкий охват. Никто ни о чём не спрашивал, отвели за руку или пнули катиться под пригорок, где на высшей точке остался отчий дом со службами, в окне виднелась или мать, или дворовая девка, ходившая сейчас в фаворитках. Они сами стали некими пожертвованиями, деталями, без которых семья жизнеспособней, следовательно, обойдётся, следовательно, до поры им быть рудиментами, живущими по странной логике, потому что «в них вкладывают», само собой, чего-то ожидая, когда будет по горло, сигнальная шкала через низ подбородка, но не гимназистам решать, объектам казённого ассигнования. Православные семинарии враждуют с архиерейскими школами, кадеты — с инженерами, полицейский надзор объявлен бурсакам единственным выходом, в одноклассных приходских училищах пишут кровью, в трёхклассных уездных — секут и рассказывают о способах самоубийства, в Ришельевском лицее оригинально учат плавать, в Солькурской мужской гимназии терзают латынью, а организаторы не могут даже выговорить имена древних учителей. Но, разумеется, не Хрисанф Сольский.