По волчьему следу
Шрифт:
– Кого?
– Брата… только у меня, в отличие от него, все получится… обязательно получится.
Бекшеев промолчал.
[1] В нашей истории первый кинофестиваль состоялся в 1935 году, но официально первым считается фестиваль, проведенный в 1959 г.
[2] Костная форма туберкулеза – это вариант развития болезни, когда поражаются не легкие, а опорно-двигательный аппарат.
Глава 47 Метели
Глава 47 Метели
«Пантеон языческих
«Современное язычество Империи», научная работа академика Шаевского.
От чужого безумия пахнет болезнью.
И запах этот острый, едкий. Он не оставляет шансов безумцу, пусть бы самому ему кажется, что времени еще много, но нет, смерть не обмануть.
Она не за спиной.
Она в нем.
В желтой набрякшей коже. В желтых белках глаз, которые налились этой вот желтизной так, что даже веки теперь не смыкаются полностью. Она в желтоватых сосудах, что поднялись из глубин, поползли под кожей тела. Она… всюду.
И там, внутри тела.
Она дышит, глубоко, с клекотом и сипеним в разодранных легких. И она же порождает мелкую дрожь в пальцах. Но сам человек искренне верит, что времени у него еще много. что он успеет… что?
Что-то важное.
У всех есть что-то такое, бесконечно важное, что нельзя ни отложить, ни бросить.
А я… я бы могла свернуть ему шею. Наверное. Нет, его воля… да, ощущалась. Этаким ошейником, что заставил Девочку смирно лежать, пусть бы она тоже с немалой радостью вцепилась бы в глотку наглецу. Но я – не она. И этот ошейник разорвала бы. Легко?
Нет. Но, пожалуй, шанс был бы. Но я…
Жду.
Чего-то.
Сама не знаю, чего. Ответов? Так ли они нужны на самом-то деле? Все здесь… даже больше.
– Надеюсь, ты понимаешь, - он решается заговорить. – Бить буду не по тебе. Я не воюю с женщинами, но…
Бекшеев ментального удара не выдержит.
– Возьми меня за руку, - теперь его сила направлена на Анну. И та подчиняется. Я вижу, что не сразу. Она смотрит на него, губы кривятся и кажется, что женщина того и гляди заплачет. Но нет, вот она послушно протягивает пальцы.
Делает шаг к нему.
– Ты всегда была хорошей девочкой… красивой девочкой.
Девочкой, которой он влез в голову, напрочь заморочив.
Я подхожу к Бекшееву, отмечаю, что выглядит он на диво погано, хотя, конечно, жив – уже радость. Все-таки своей смертью мы не помрем. И знак вон подает, чтобы не лезла.
– Чего ждем-то? – интересуюсь, устраиваясь рядом. За нами следят.
Васька… поганец.
И Михеич.
От кого
То-то и оно.
– Понятия не имею, - также спокойно отвечает Бекшеев. – Полагаю, момента, когда станут уговаривать некроманта открыть путь мертвым.
– А…
Про безумцев, стало быть, не ошиблась.
Но теперь понятно, чем Михеича зацепили. Вот только мертвым мертвыми бы и оставаться. И некромант это наверняка понимает.
А вот остальные?
Нет, Михеич – точно нет. Слишком много он отдал ради шанса. Точнее того, в чем шанс видит. И не отступится. Убьет еще столько же. Три раза по столько же… и главное, что понимаю.
Его.
Я бы…
Нет, тогда я и не знала, что мертвецов можно вернуть. К счастью. Потом… потом видела. В том числе и мертвецов. И многое из того, что хотела бы забыть.
– Софья? – уточнила я, хотя ответ знала.
И поморщилась.
Не стоило её тянуть сюда. Надо было отправить куда… не знаю, на побережье морское свежим воздухом дышать, в гости Медведю… да хоть на Дальний, лишь бы подальше.
А я вот.
Опять. Все повторяется. И даже не смешно.
– Здесь должна быть, - Бекшеев поддерживал одной рукой другую.
Ранили?
– Все здесь. Вон, висят…
Висят.
Это я тоже увидела. И Егорку-Василька, и Тихоню. И каких-то других людей… словно плоды диковинные. Но и дерево непростое.
И снова многое становится понятным.
Только…
Молчу, потому что Бекшеев осторожно сжимает пальцы. А Васька подпрыгивает опять.
– Солнце вон! Солнце вон уже где! Пора уже… пора…
– Тихо, - Генрих выпускает руку Анны. – Ты слишком нетерпелив. Но… ты прав. Пора. Приведи…
Его не привели – принесли.
И верно. Спящий некромант, он как-то безопаснее бодрствующего.
Кстати, довольно забавно. Михеич – мужик здоровый, но и Ярополк не мелкий. Так что… я не сдержала улыбки.
– Весело, да? – Ваську переполняло желание сделать что-то, поэтому он не удержался и пнул меня. Вот… поганец мелкий.
А ведь человеком казался.
С чудовищами всегда так. Если не приглядываться, все они на людей похожи.
– Мне казалось, что вы занимались воспитанием юноши, - не удержался Бекшеев. И судя по всему, упрек был воспринят.
Генрих поморщился и резко сказал.
– Отойди!
– А чего она…
– Чернь, княже, всегда остается чернью. Даже если в воспитание вложить всю душу.
Васька обиделся и засопел. Причем злым взглядом он буравил отчего-то меня, хотя уж я-то при чем?
– Но я накажу мальчика.
– Я…
– Замолчи!
Резкий окрик. И Васька вжимает голову в плечи, а ненависти в его взгляде становится столько, что еще немного и не удержит. А ведь тоже непонятно. Почему он ненавидит меня?