Победа достается нелегко
Шрифт:
Одна телеграмма была от друзей, от солдат-ракетчиков из дивизиона капитана Юферова. Они желали Руслану бить соперников, «как мы, ракетчики, с первого залпа» и к серебряной медали «За отвагу» прибавить золотую медаль чемпиона СССР. Телеграмму подписали от имени коллектива старший сержант Мощенко и рядовой Чашечкин. Вторую прислал подполковник Афонии. От имени личного состава подразделения и себя лично он поздравлял с успехом, желал здоровья и больших спортивных достижений.
Третья телеграмма была самой короткой, всего три слова: «Желаю победы. Гульнара». Под пристальным взглядом тренера Руслан смущенно улыбнулся и опустил голову. Гульнара!.. Он мысленно увидел ее лицо, тронутое загаром, сквозь который на щеках пробивался румянец, ощутил на шее ее руки, увидел ее глаза, большие, чуть раскосые, и ласковые влажные губы, которые шептали между поцелуями: «Джоним! Милый!»
— Руслан, ты с этим делом пока не торопись, — сказал Бондарев, читая мысли Коржавина. — В Москве, сам знаешь, с пропиской туго. Да и квартиру выбиваем однокомнатную, для тебя с матерью.
Руслан повернулся к тренеру, но ничего не успел сказать. Распахнув дверь ударом ноги, в раздевалку вбежал долговязый парень — судья при участниках:
— Коржавин! Скорее на ринг!
Глава восемнадцатая
По ступенькам, устланным ковровой дорожкой, Руслан в сопровождении Бондарева быстро поднялся на залитый светом помост и перелез через белые канаты ринга. Гул голосов — болельщики еще переживали и обсуждали перипетии только что закончившегося поединка — начал стихать. Яркие лучи, падавшие из квадратной люстры, укрепленной над рингом, освещали помост и небольшое пространство вокруг него, погружая во тьму огромный зал. Зрителей, до отказа заполнивших Дворец спорта, не было видно, но Руслан ощущал их напряженное внимание, чувствовал их оценивающие взгляды.
— В красном углу мастер спорта Виталий Горлов, — представил боксера диктор, — Москва, «Динамо»!
Горлова знали, над рядами прокатился одобрительный гул, загремели аплодисменты.
Виталий Горлов вернулся в свой угол. Коренастый, плотный, длиннорукий. Он стоял спиной к Руслану и, небрежно опершись о канаты, слушал наставления своего тренера, пожилого, худощавого человека с узким морщинистым лицом и редкими седыми волосами.
— В синем кандидат в мастера Руслан Коржавин! — продолжал диктор. — Ташкент, Советская Армия!
Упоминание Ташкента вызвало реакцию в зале. Нет, Коржавина как боксера не знали, но одно то, что он представляет город, пострадавший от землетрясения, вызвало к нему интерес и даже симпатию.
— Давай, Ташкент!
— Привет Ташкенту!
— Ташкент, мы с тобой!
«Этого еще не хватало! — подумал Коржавин. — Меня, коренного москвича, в родном городе принимают за ташкентца!»
Бондарев снял с Руслана халат.
Знатоки бокса и специалисты сразу отметили физическое превосходство Горлова, который, хотя был ниже Коржавина, однако выглядел значительно рослее и внушительней. Это был настоящий мужчина, в расцвете сил, закаленный в боксерских боях, опытный и признанный мастер кожаных перчаток.
После удара гонга Горлов крупными шагами быстро пересек по диагонали ринг и, не замедляя движения, лишь подняв руки в боевую стойку, сразу пошел в атаку. Атака Горлова была стремительной, как внезапно возникший порыв бури, готовый смести все, что попадется ему на пути. Но этот вихрь не был сумбурным порывом, рожденным жаждой победить, а являлся хорошо продуманным тактическим приемом, где каждый шаг, каждый удар проверен, отшлифован и отработан до автоматизма.
— Жми, Виталя! — раздался чей-то визгливый голос. — Кончай!
— Ташкент, держись!
— Витя, полегче! Пожалей парня! — отозвались басом с противоположной трибуны. — Ему жениться пора!
Раздался смех. Зал загудел, как встревоженный улей. Одни зрители, а их было большинство, знали Горлова по прошлым соревнованиям и не сомневались в его превосходстве. Другие, в их числе женщины и девушки, с жалостью смотрели на ринг и готовы были потребовать прекратить «избиение» солдата. Лишь небольшая часть зрителей — тренеры, судьи и те, кто в прошлом сам надевал кожаные рукавицы, видели острый поединок, насыщенный мастерством и вдохновением. Молодой, неизвестный доселе солдат из далекого Ташкента не дрогнул, не сломился под градом ударов, а умело и красиво защищался, маневрировал, принимал удары на перчатки, подставлял плечи, уклонялся, заставляя Горлова промахиваться. Но и эти ценители мастерства думали об одном: «Как долго продержится солдат? Ведь Горлов может в таком бурном темпе вести бой все три раунда…»
Рефери — судья ринга, — моложавый, рано начавший лысеть армянин, был все время начеку и, бегая вокруг них, следил за каждым движением боксеров. Рефери видел все и, увлекаясь драматичностью поединка, почти забывал, что он — судья на ринге — должен быть, согласно пунктам правил, беспристрастным и строго нейтральным. А он, сам не зная почему, симпатизировал загорелому солдату из Ташкента, который защищался от грозных атак Горлова с невиданным упорством и боксерским мастерством.
А Виталий Горлов, уверенный, что инициатива находится в его руках, — что может противопоставить ему этот солдатик из Средней Азии? — спешил ошеломить противника, подавить попытки к сопротивлению и закончить поединок в первом же раунде «ввиду явного преимущества…»
Когда Руслан Коржавин вышел на ринг, Виктор Иванович Данилов отложил в сторону блокнот, в который записывал свои наблюдения, и не сводил глаз со своего ученика. Три года назад Данилов всегда находился рядом с Коржавиным, поднимался вместе с ним на помост, вдохновлял и направлял в ходе поединка, секундировал, как заботливая нянька, стараясь в короткий минутный перерыв восстановить его силы. И вот сейчас Данилов впервые смотрит на Руслана со стороны.
Он узнавал его и не узнавал. В облике Коржавина появилось много нового. Придирчивым глазом специалиста Виктор Иванович с головы до ног ощупал Руслана, не упуская ни одной мелочи, подолгу задерживался на раздавшихся покатых плечах, окрепших мышцах, которые рельефно вырисовывались сквозь тонкую, загорелую до шоколадного оттенка кожу, на жилистых стройных ногах и длинных эластичных бицепсах рук. «Три года срок небольшой, — подумал Данилов, — но в молодости они много значат». Он видел, что солдатская служба и суровая природа знойной Средней Азии внесли свою лепту в формирование внешнего облика и становление характера Руслана.
Данилов находился подле ринга, сидел за столом для тренеров и представителей команд и хорошо видел возмужавшее, словно вырубленное из куска дуба, лицо Коржавина. Оно тоже изменилось. Прежними остались лишь чуть вьющиеся соломенного цвета волосы, да и те, казалось, стали жестче и светлее. А лицо, продубленное солнцем и ветром, приобрело бронзовый отлив. Данилов тут же отметил: «Красота в полную силу входит».
Виктор Иванович придирчиво осмотрел экипировку боксера и тоже остался доволен. Красная армейская майка, чистенькая и свежая, облегала стройный торс, белые шелковые трусы выглажены с солдатской аккуратностью. На ногах — новые коричневые боксерки, из которых щегольски выглядывали узкой каемкой белые носки.
Но бокс не конкурс красоты. Тут внешние данные часто обманчивы. Боксеры выходят на помост, чтобы в единоборстве раскрыть внутреннюю красоту, волю и мастерство. И Данилов, ожидая удара гонга, смотрел на ринг глазами придирчивого экзаменатора и взволнованного педагога: сможет ли его повзрослевший воспитанник, который три года самостоятельно проходил курс повышения мастерства, выдержать жесткий экзамен на спортивную зрелость?
За первые секунды боя Данилов был спокоен: он предупредил Коржавина, дал ему записку, где кратко охарактеризовал излюбленные комбинации Виталия Горлова и его тактические приемы, в том числе и «бурный старт». В той же записке Виктор Иванович наметил примерную схему ведения боя, определил варианты контрдействий, благодаря которым можно нейтрализовать атаки Горлова и добиться преимущества. Все остальное зависело от самого Коржавина.